Колесов оторопел:
— Я тоже научный работник.
ВЦ ответило письмом коллектива в дирекцию, партком и профком: Колесов, мол, ведет разнузданную клеветническую кампанию против здорового коллектива ВЦ, отдающего все силы и т. д. Старый приятель Иваненко, бывший начальник ВЦ, теперь работающий пенсионер, узнавался безошибочно по стилю резать правду – матку.
Кезлинг долго оттягивал, на совещании пригрозил:
— Вот вернусь из командировки, разберусь. Всем дам по головам. Мышиная возня.
И Колесов отступился. Вспомнил вторую часть мудрой молитвы: «Господи, дай мне терпения перенести то, что я не могу изменить». Люди есть люди. Вот ведь и его программисты не пишут в машинный журнал о потерях времени, боятся ссориться. А Кезлинг, интуитивно чувствуя проблему неопределенности, отказался разбираться в «этой мышиной возне».
Кезлинг преподал еще один урок в своем стиле. Колесов и начальник секретного отдела Марат ссорились. Марат грубил – по праву военного отставника. Колесов тоже – по праву шестидесятника и борца с наследием прошлых времен. Пошел к Кезлингу: уймите, срывает работу да еще и хамит. Не отрываясь от бумаг, тот буркнул:
— Кто из вас двоих должен быть умнее?
Колесова мгновенно озарило: «Растак и разэтак, ежу понятно, а мне еще с младых лет – я зав отделением, кандидат наук, а он…».
Он тут же побежал к грубияну, повинился перед ним, и они подружились.
До ЛЭМа Кезлинг был одно время секретарем парткома НИИ технологии судостроения. На семинарах встречался с другими секретарями, в том числе с Романовым, секретарем парткома судостроительного завода имени Жданова. На одном из мероприятий секретари были с женами. В перерыве встретились две пары.
— Григорий Васильевич, познакомься с моей женой, — сказал Кезлинг.
— Катя, — радостно воскликнул Романов, — сколько лет, сколько зим!
Они учились вместе в сельской школе.
Позднее Романов, уже став первым секретарем обкома, проводил совещание в институте Кезлинга. После банкета спросил:
— Это кто же у тебя так хорошо готовит.
Кезлинг назвал фамилию повара. На другой день приехал инструктор обкома, договорился с поваром о переходе на работу в обком.
Повар стал важным свидетелем события мирового значения: свадьбы дочери Романова. Он свидетельствует, что никакого сервиза из Эрмитажа на свадьбе не было. Свадьбу справляли на даче в Осиновой роще, гостей было немного, в основном родственники. Почему мирового значения? Потому что эта утка, сфабрикованная скорее всего в ЦРУ, позволила оттеснить Романова в конкурентной борьбе за высший пост в государстве.
Кезлинг член обкома партии. Однажды он попросил Колесова отвезти в обком, в Смольный, некие документы, отбивающие претензии очередной проверяющей комиссии, и передать их такому-то инструктору.
— Надо помогать нашим, — с улыбкой сказал инструктор.
Фраза запомнилась: значит, бывают и не наши. Впоследствии Пальмский работал вместе с этим инструктором в налоговой инспекции: «очень хороший человек».
Колесов подзабыл давнее предупреждение директора Павлова: «вам нужна революция». На новом посту его опять туда потянуло.
Вообще-то он просто хотел порядка, такого, как в передовых институтах: минском и казанском. Там проводилась единая техническая политика: единые для всех разработчиков языки программирования, банки данных, средства проектирования. Там было такое руководство…
В ЛЭМе каждый отдел работал как хотел, варился в собственном соку. Действовала оброчная система, возникал замкнутый круг. Руководство института не могло вмешаться в дела отдела: зав отделом сразу же списал бы на это срыв плана. Конечно, изредка можно пойти на волевые решения, но по важным вопросам и часто – нельзя. Демократия не позволяла: посыпятся жалобы, сформируется мнение: «волевой руководитель» не умеет работать с кадрами, в коллективе нездоровая обстановка. Оживятся соперники – свято место не бывает пусто.
Такая система позволяет работать хорошо или плохо – по выбору начальника отдела. Если какой-нибудь начальник отдела не умеет или не хочет работать, то его можно прогнать, но, во-первых, он два-три года исправно получал свою зарплату, а во-вторых, план все равно надо выполнять.
В такой ситуации на «острие атаки» выходит Дуся (так называли Евдокимова его недоброжелатели) в своей главной роли – чистильщика дерьма (ассенизатора). Работает с заказчиком (подменяет провалившегося начальника), пробивает в министерстве корректировку плана. Затем устраивает чехарду в институте: переставляет людей из хороших отделов в плохие. Тут-то и вылезает наружу изъян системы, отсутствие единой технической политики: людей надо переучивать на другие средства проектирования. Проще говоря, это то же самое, как если бы водителя кобылы посадили на автомашину, а шофера на кобылу, задачи у них общие – ездить. Переучить и вперед! Но – нет времени, возникают суматоха, беспорядок, кутерьма.