— Я не знаю, что такое изложница, а вы знаете, — сказал он Гончарову, — значит вы специалист, вам и руководить темой.
Колесов привлек на эту тему питерский отдел Отцовского, набравшего спецов за счет сокращений в Колпино. Теперь появилась надежда сделать проект полностью и в срок, если хорошо напрячься. Требовался успех – снять недоверие заказчика и договориться об отсрочках по второму проекту – для энергомашиностроения.
Работа закипела. С интересными и подчас веселыми приключениями. Заказчик – начальник вычислительного центра Ижорского завода Подлипенко – устроил очень жесткую приемку. Ровесник, большой, грузный, ранее энтузиаст-волейболист, теперь астматик, рассудительный и спокойный. По человечески Колесов с ним сошелся.
Весело было то, что трое его главных приемщиков – люди с приветом: с тем неуловимым приветом, который не определяется медицински, но однозначно распознается всеми здравомыслящими.
Заместитель Подлипенко – Лукьянов однозначно считал Колесова и его сотрудников жуликами. Его тихое упорство окрашивалось навязчивыми (параноидальными) оттенками, сам Подлипенко его слегка побаивался – опасался обвинений в потворстве жуликам.
Второй еще недавно работал в Колпинском отделе в должности руководителя темы, которую теперь ему же сдавали, и поэтому выглядел забавно в претензиях к тем документам, на которых стояла его подпись. В странностях он был замечен еще в ЛЭМе: он заговаривал (замучивал) собеседников так, что они искали способы сбежать от «странноватого»…
Третий приемщик, программист, усердно старался требовать, но не знал как и чего, поэтому его заносило в рассуждения о последних веяниях в области программирования.
Все-таки систему пришлось принять. Все было сделано: программы, документация, демонстрация на контрольных примерах.
На приемку системы приехали три москвича из министерства заказчика. Их разместили в престижной по тем временам гостинице «Советская» в отдельных номерах. Утром встретили, каждый из них выходил со своей питерской бабой после успешно проведенной ночи.
Сдали, Подлипенко дал банкет у себя на квартире.
По теме АСУ-Сталь Гончаров защитил диссертацию.
Через несколько месяцев по второй теме подошло время сдачи. Колесов пошел на авантюру: подготовил к сдаче СМО-Проблему с дополнениями. Держал в курсе Кезлинга и Евдокимова: напрягаемся, делаем все, что можем. Подлипенко систему не принял. План скорректировали, тема перешла на следующую пятилетку.
По Ижорскому заводу свет в конце туннеля не просматривался. Объект автоматизации – почти половина Ижорского завода. В задании на систему – огромный объем работ. В техническом проекте – путаница. Вопрос об использовании СМО-Проблемы отпал. Сил на индивидуальное проектирование нет. Деньги съедены уже на 70 процентов. После неоднократных корректировок плана министерство больше не даст отсрочек.
К этой кутерьме добавился бунт в Колпино. Начальником отдела там был Матыжев, назначенный с подачи Колесова. Спокойный, деловой. Доходили слухи о трениях в отделе. Ерунда, на всех не угодишь.
В тот день с утра Колесов ненадолго заехал в Колпино, через полтора часа – с юга на север города – к себе в институт. Вдруг ему сообщили, что в колпинском отделе большое волнение, собирают подписи под письмом к директору с жалобой на Матыжева и просьбой отстранить его от руководства отделом. Колесов сразу же поехал обратно – еще полтора часа, провел общее собрание. Сотрудницы (их в отделе 90 процентов) выступали горячо и взахлеб, инициатор (зачинщица) Барановская зачитала письмо.
Колесов выразил согласие с претензиями (это стоило ему внутренних усилий – многие выступления были просто разнузданными), заявил, что отстраняет Матыжева от должности (перебор, у него не было на это прав) и принимает руководство отделом на себя. Забрал письмо и как бы между прочим попросил исправить адрес – на имя зав отделением вместо директора. Что и было сделано. Матыжев по его просьбе написал заявление о переводе на должность заместителя начальника отдела – что ж, виноват уже в самом факте собрания. Через пару дней провел обещанное через приказ директора.
Так в очередной раз восторжествовала советская демократия, надежно охранявшая права человека и коллектива («коллектив всегда прав»). Иной поворот событий был очевиден – комиссии, разборки, склоки и за всем этим – вина зав отделением, неумение работать с коллективом. Теперь же, когда доброжелатели попытались на парткоме говорить о нездоровой атмосфере в колпинском коллективе, его ответ звучал четко: меры приняты, вопрос решен, атмосфера нормальная.