— Мой отец честный, — сказала Ирена, — но очень боязливый, а фашист, который привез Индрика, угрожал, что, если он не выполнит указания, то вся семья будет расстреляна.
Ирена не пошла в деревню, где мы находились, потому что боялась встретиться с Индриком.
Оказывается, в Кракове работает в полиции племянник отца Ирены, он и направил к ним Индрика. За выполнение задания немцы подарили отцу лошадь в полной упряжке. Индрик принуждал Ирену выйти за него замуж, угрожал, а перед отъездом сказал, что вернется и все равно увезет ее в Германию. Стараясь убедить нас, девушка все время призывала на помощь матку боску и повторяла:
— Никакой он не зять, у меня есть жених, которого я люблю.
Успокоив и поблагодарив Ирену, мы расстались.
Индрика арестовали. На его допрос пригласили Яна Кендру. Улики были настолько неопровержимы, что Индрик не стал сопротивляться. Стараясь сохранить себе жизнь, он клялся, что расскажет все откровенно. Вместе с родителями он жил в Польше. Отец занимался коммерцией. После нападения гитлеровцев на Польшу он переехал в Литву, где у него были какие-то торговые интересы. По договору с Германией шла эвакуация немцев из прибалтийских республик. Положение фольксдойча давало право семье выехать в Германию, но отец тяжело заболел, и они не могли уехать. Это вполне устраивало молодого Индрика, работавшего по заданию резидента гитлеровской разведки. Он изучал людей, завязывал нужные связи и сколачивал террористическую группу из националистически настроенной молодежи. Индрику удалось устроиться на работу страховым агентом. Система хуторов и лес создавали хорошие условия для конспирации. Перед войной организованные Индриком группы имели уже оружие, которое активно использовали во время отступления Красной Армии.
Заслуги Индрика и его сподвижников по достоинству оценили фашисты. Предателей наградили ценными подарками, их группа явилась основным ядром вновь сформированной террористической команды для борьбы с советскими патриотами. Эта команда активно использовалась СД и гестапо на территории Литвы и Польши.
Формирование в Советском Союзе Первой армии Войска Польского вызвало большую тревогу у командования вермахта. Абверу потребовались опытные и преданные люди. Во второй половине 1943 года Индрик был отозван в Берлин и передан абверу. Там он закончил школу для работы в тылу Советского Союза с ориентацией на армию Войска Польского. К этому времени Индрика из абвера передали в распоряжение гестапо. Он удостоился приема обергруппенфюрером, который считал, что самым удобным каналом для проникновения в Советский Союз являются партизанские отряды, действовавшие на территории Польши.
— Они будут разгромлены, — сказал обергруппенфюрер, — могут вырваться только отдельные группы, к одной из них вам и нужно присоединиться. Об этом вы должны подумать заранее.
Выйдя на территорию Советского Союза, Индрик должен был добиться зачисления в армию Войска Польского, обосноваться там, войти в доверие к командованию, найти единомышленников и ждать связных.
Мы понимали, что Индрик рассказал нам далеко не все, но уличить его не могли. Приняли решение передать его Яну Кендре.
СНОВА АГЕНТЫ ФЕЛЬДМАНА
Разведка дивизии занимала две крестьянские хаты на окраине села. Мы работали над очередной операцией. И в это время Гриша Ненастьев, стоявший на посту, привел поляка, который искал встречи с нами. Это был Казимир Сабо. Гестаповец Рутке не назвал его фамилию, но дал подробные приметы и сообщил псевдоним: «Домбровский».
Ошибиться было трудно.
Среднего роста, атлетического телосложения, круглое лицо, покрытое крупными угрями. Характеризуя Сабо, Рутке указывал, что это боевик, который может выполнить любое задание.
Он раньше других был освобожден из тюрьмы и содержался на конспиративной квартире, где ему были обеспечены привилегированные условия.
Анатолий Казаченко отошел к двери, преградив путь к отступлению. При обыске у пришельца обнаружили грамотно составленную справку, выданную якобы Люблинским подпольным штабом Армии Людовой. В ней говорилось, что податель сей следует в Билгорай к отцу, который болен и находится в тяжелом состоянии. Но Казимир Сабо, как «истинный патриот» своей родины, решил вместе с советскими партизанами бить гитлеровцев, так он сказал. Все это выглядело наивно. Мы напоминали Сабо о пребывании в люблинской тюрьме, а потом на конспиративной квартире, о гестаповце Рутке. Сабо был удивлен. Рутке мы назвали не случайно, нам нужно было проверить, известно ли гестаповцам, что Рутке попал к нам.