— Болван ты.— Галка подскочила к Феде и стала его мутузить кулаками по спине.— Вот тебе, вот тебе, чтоб не врал больше!
— Ну, ты! — закричал на Галку Федя.— Давай руки не распускай, я ведь тоже драться умею, меня все совхозные мальчишки ой-ей как боятся. Я в гости пришел, а ты драться лезешь.
— В гости с враньем не приходят,— сказала Галка.
— А я не с враньем, я с яблоками.
Тут мы начали все смеяться, один только Колятка стоял и моргал своими белыми ресницами. Он же не знал, что нам Федя наговорил, и ничего не понимал. А когда мы ему рассказали, он заступился за брата:
— Вы уж простите его. В совхозе у нас парни друг друга всё разыгрывают. Такого, бывает, наплетут, что все после со смеху валятся. Вот и наш Федя ихнюю моду, видать, подцепил. Мал еще, чего с него возьмешь.
— Малёхонек-дурёхонек,— добавила Галка.
Колятка сказал, что бабушка Анисья опять собралась в Зареченск. Дня три они здесь пробудут. А мы с Галкой рассказали им про Алешу, про Дмитрия Ивановича. Быстро-быстро рассказали, надо же было идти к ним, нести письмо.
Дорогой Галка сказала:
— Знаешь что, давай попросим у Алеши прощения за то, что дразнились. Давай, а?
— Там посмотрим...— ответила я.
Дмитрий Иванович сидел в своем кресле, а возле него на траве играл какими-то палочками Данилка, Алеша возле дома сти-рал в большом тазу белье.
— Эге-ге-ге! — весело закричал Дмитрий Иванович и высоко поднял здоровую руку.— Алеша, ты посмотри, кто к нам препожаловал. Данилка, принимай гостей!
Данилка сначала встал на четвереньки, потом распрямился и зашагал к нам навстречу.
— Здоровайся, — подсказал ему Дмитрий Иванович.
— Здласте,— сказал Данилка и протянул нам руку.
Письмо бабы Наты Дмитрия Ивановича обрадовало, оказывается, она написала, что скоро достанет ему какое-то новое хорошее лекарство и пришлет с нами.
Я набралась смелости, подошла к Алеше и попросила его:
— Давай я постираю.
— Давай,— сразу согласился он.— Это Данилкины трусики. А я лекарство дам Дмитрию Ивановичу. И молоко подогрею, оно у меня в холодильнике. Дмитрий Иванович очень любит молоко.
Потом Алеша разрешил мне почистить картошку. Галка громко, с выражением читала Дмитрию Ивановичу, а мы вдвоем с Алешей чистили картошку и разговаривали.
— Моя мама говорит, что домашнее хозяйство это такая штука, что тут на десять человек всякой возни хватит.
Алеша рассмеялся:
— У нас главная домашняя хозяйка — папа. Правда, правда! Он готовит обед, моет посуду, натирает пол. Наши друзья немного подшучивают над ним, Восьмого марта даже подарки ему делают. Папа — геолог, а геологи всё умеют.
— Значит, ты у своего папы научился обед готовить, стирать? — спросила я.
— И у него, и у мамы, и у деда, и у тети Маши — у всех помаленьку,— ответил Алеша.— У нас с тетей Машей, знаешь, как получается? Я стараюсь побольше днем разных дел переделать, чтоб ей на вечер меньше осталось. А она приедет и ругает меня. «Ах ты, разбойник, ах ты, неслух!»
— И тоже старается побольше всего переделать? — спросила я.
— Ну, да,— Алеша опять весело рассмеялся.— Настоящий цирк! Это один фронтовой друг Дмитрия Ивановича про что-нибудь смешное так говорит: «Настоящий цирк!»
— А они и сюда приезжают?
— Кто?
— Фронтовые друзья Дмитрия Ивановича.
— Редко, но приезжают,— ответил Алеша.— Такие они все заводные, веселые. Как начнут вспоминать разные истории из своей фронтовой жизни, так у меня обязательно то молоко сбежит, то каша подгорит. По-моему, они нарочно всё больше веселое вспоминают, ведь Дмитрию Ивановичу нельзя волноваться.
— А Дмитрий Иванович тебе тоже чего-нибудь рассказывает?
— Рассказывает. Но про самого себя редко. Я только недавно узнал, сколько у него орденов, медалей. Я его в кино видел, его самого. Понимаешь? Это было зимой, есть такой фильм, про войну, длинный, в двух сериях, называется он...
В это время с соседнего участка Алешу позвал какой-то мальчишка, и он побежал к нему.
— Потом доскажу,— крикнул мне Алеша.
Я подсела к Галке. Она уже не читала газету, а рассказывала Дмитрию Ивановичу про Колятку с Федей, про бабушку Анисью, про ее сыновей. Дмитрию Ивановичу, по-моему, было интересно ее слушать, он то улыбался, то качал головой, то приглаживал свои волосы. И все время смотрел на Галку.
А я смотрю на левую руку Дмитрия Ивановича. Прошлый раз Дмитрий Иванович сказал бабе Нате: «За правую-то руку я теперь уже совершенно спокоен, но, по-моему, и левая у меня скоро возьмется за ум...»
У нас с Галкой есть такая игра. Я спрашиваю ее или она меня: «Что тебе сейчас больше всего хочется?» И надо быстро ответить. Сейчас я бы ответила: «Чтобы у Дмитрия Ивановича взялась за ум левая рука». Я все смотрела, смотрела и вдруг заметила, как шевельнулись пальцы на этой руке. Я подумала, что мне просто так показалось, я часто-часто поморгала глазами, потом опять стала смотреть. Тут Дмитрий Иванович заметил, на что я смотрю, рассмеялся и сказал: