— Это огромное подземное бомбоубежище. В берлинском бункере помешался главный гитлеровский штаб.
— И этих генералов наши в плен, что ли, взяли? — спросила Галка.
— Да они сами сдались,— ответил Алеша,— куда им было деваться. Но вообще-то их, конечно, взяли в плен, это же были самые главные, самые страшные фашисты.
Потом Алеша еще и еще там сколько-то раз ходил на этот фильм, чтоб опять увидеть, как его Дмитрий Иванович выводит из бункера самых страшных на свете фашистов. Однажды Алеша расхрабрился и сказал Дмитрию Ивановичу, что ребята всё пристают к нему, уж очень охота им увидеть его не в кино, а прямо живого. «Ну, так давай, веди их сюда»,— ответил ему Дмитрий Иванович.
— Теперь уже многие мои товарищи побывали у него,— сказал Алеша,— и так он всем понравился! Они даже завидуют мне, что я почти все лето с таким человеком проживу.
Рассказал нам Алеша про все это, а потом вдруг ни с того ни с сего спросил меня:
— А здорово я тогда по твоему колесу на велосипеде проехался?
— По какому такому колесу? — тоже спросила я.
А Галка расхохоталась и еле выговорила от смеха:
— Это... это Наталка ромашку нарисовала, а ты — колесо!
КАТЮША
Это было днем. Мы уже покатали, Дмитрия Ивановича и пошли домой. Мы шли и говорили с Галкой про одну разведчицу, про которую нам только что рассказал Дмитрий Иванович.
Ее звали Сашей, она была самая младшая в отряде, да еще ростом маленькая, Дмитрий Иванович сказал, что почти с Галку. Ее очень любили в отряде, боялись за нее, старались дать ей задание полегче. Но она сердилась, спорила со всеми, она говорила, что пошла на войну воевать, что она такой же солдат, как все. Она ходила туда, где били враги. Все там разузнавала и приносила в отряд очень важные сведения. Дмитрий Иванович обещал нам рассказать о Саше еще много интересного, и мы шли домой очень довольные. Дома у нас были гости. Женщина, наверное, намного старше нашей мамы, уже немножко седая, с морщинками на лице. И девочка с двумя длинными светлыми косами в нарядном голубом платье с белым кружевным воротничком.
Женщина с девочкой сидела на одной лавочке, а мама на другой. Мама нам сразу все объяснила:
— Это Светлана Николаевна и ее дочка Катюша, твоя, Наталка, ровесница. Им очень не повезло, они были у бабы Наты в больнице, и там им сказали, что она в отпуске, и дали наш дачный адрес. А я вот им говорю, что у нашей бабы Наты не отпуск, а одно недоразумение.
Мама говорила быстро, весело, но лицо у нее было огорченное. И еще я заметила, что она как-то странно поглядывает на девочку.
— Я вам очень советую подождать нашего доктора,— сказала мама Светлане Николаевне.— Напрасно вы не соглашаетесь. Она вернется не позже шести.
— Спасибо,— ответила Светлана Николаевна.— Дома волноваться станут, подумают, что Катюшу уже в больницу положили, отец ее еще в Москву помчится, а до Москвы-то от нас три часа езды на электричке.
— Тогда мы сделаем вот так,— сказала мама.— Я ей все сегодня расскажу, и она вам напишет, когда к ней лучше приехать в больницу. Но без чая я вас не отпущу.
Галка подсела к Катюше и спросила ее:
— Хочешь, мы тебе нашу черепашку покажем? Она у нас уже второй год живет.
Катя улыбнулась, но ничего не ответила.
— Ну, пойдем, чего сидеть-то,— Галка взяла ее за руку, и тут Катюша чуть слышно попросила свою маму:
— Скажи...
Светлана Николаевна вздохнула и сказала, что дочка ее не видит...
— Вот решили с отцом согласиться на операцию,— сказала она,— Катюша сама нас упросила.
Девочка опять что-то зашептала матери. Светлана Николаевна улыбнулась, и тут сразу стало видно, что она вовсе не старая.
— Черепашку ей охота погладить,— сказала Светлана Николаевна.— Стеснительная она у нас. Учится хорошо, все пятерки домой носит, да вот уж больно тихо уроки отвечает, будто по секрету учительнице.
Повели мы Катю к Путьке, присели возле ее ящика и положили Катину ладонь на нашу черепашку.
— Гладь, гладь, не бойся,— сказала Галка,— она некусачая.