Выбрать главу

Данилка уже совсем перестал ее бояться.

Он ни за что не хотел уходить домой без коровы, пла­кал, брыкался. Только когда Алеша посадил его Дмитрию Ивановичу на колени, затих.

— На будущий год,— сказал ему Дмитрий Иванович,— я привезу тебя сюда сам. Слышишь, Данилка, сам! Да то ли еще будет! Мы еще тут с тобой мяч погоняем,

— И со мной,— быстро сказал Алеша.

— И с нами! — громко, на весь луг, закричала Галка. Перед сном мы с Галкой часто о чем-нибудь шептались.

Мама ложилась позже нас, в комнате мы были совсем одни, но все равно мы шептались.

В этот вечер мы говорили про Алешу, нам же просто не верилось, что в прошлом году он нам не нравился, у меня даже настроение портилось, когда я встречала его на ули­це. Теперь мызнали онем одно хорошее. И так хорошо, что мы с ним не очень надолго расстаемся: на зимние ка­никулы он приедет к нам в Харьков.

А старик с коровой. Ведь как боялись мы его раньше, а у него одни только брови сердитые, сам-то он, оказывает­ся, добрый. Вот подарил колхозу телку, корову больной женщины пас, о внучатах своих заботится. И про Зойку дед Володя верно сказал, что она добрая. Мы просто не постарались ее получше узнать, только все спорили с ней, а по-хорошему ни разу не поговорили.

Шептались мы в этот вечер, шептались, и вдруг я: вспомнила Дину Петровну, она жила в одном подъезде с нами. Мы с Галкой ее не любили. Поднимаешься с ней в лифте, а она молчит, поздороваешься с ней, она мотнет головой и опять молчит. Наверно, она даже не знает, как нас зовут и в каком классе мы учимся. Верхний Сережка прозвал ее башней молчания, потому что она ростом с на­шего папу, я, наверно, тоже такая вымахаю.

Вспомнила я эту Дину Петровну и сказала Галке, что, может, мы и ее напрасно не любим. Ведь она же все-таки здоровается с нами, только не разговаривает, но, может быть, она просто вообще неразговорчивая. Мы-то ведь то­же с ней не разговариваем, мы тоже только здороваемся. Вот Алеша бы, наверное, спросил, как ее здоровье и еще про что-нибудь. Может быть, ей даже охота с нами поговорить, ведь своих детей у нее нет, живет она совсем. одна.

— Помнишь,— сказала я Галке,— мы уезжали с папой: к бабе Нате на три дня всего. Так мама тогда сказала: «Наконец-то я без вас отдохну». А потом сказала, что про­сто места себе не находила, так ей было без нас скучно. А Дина Петровна все время одна.

— Без детей плохо,— согласилась Галка.— Знаешь что, давай будем первые заговаривать с Диной Петровной. Она будет молчать, а мы будем говорить, она — молчать, мы — говорить. Можно будет ей про Путьку рассказать или про то, что сегодня по телевизору будет, мы ведь все­гда всю программу наизусть знаем.

— Давай,— сказала я.— С дедушкой же, который пасет корову, мы первые заговорили, и, видишь, как все хорошо получилось!

ЧЕРЕЗ КРАСНУЮ ПЛОЩАДЬ

Мы уезжаем вечером. Рано-рано утром мы с Галкой сбегали на луг. Мы простились с Безымянкой, с дедушкой и его Милухой, у которой даже рога добрые. Днем мы по­катали Дмитрия Ивановича по просеке. Он обнял нас на прощанье и обещал написать нам большое письмо.

Баба Ната осталась в этот день дома. Она пекла нам в дорогу пироги, хотя ехать до Харькова всего-навсего одну ночь. Эти пироги так и называются — подорожники. Еще баба Ната сама надергала нам моркови, потому что она по хвостику узнавала, какая морковка покороче и по­толще. Потом она стала укладывать в картонный коробок наше любимое малиновое варенье. Она все время что-то делала и почти все время молчала. И лицо у нее было пе­чальное, а глаза большие.

А мама вдруг решила сделать еще две кормушки для птиц. Чемоданы она укладывает перед самым отъездом. Наш папа не такой. До работы ему идти всего десять ми­нут, а он выходит из дома за полтора часа. А в театр, говорит мама, он приходит, когда артисты еще сидят дома.

— А ты все любишь делать в последнюю минуту,— го­ворит ей папа.

— Люблю,— весело сознается мама.

Мама помогает Алеше. Потом они развешивают кор­мушки. Не очень высоко, потому что баба Ната с дедом Володей не так хорошо, как наша мама, лазают по де­ревьям.

А мы с Галкой долго писали письма. Мы стелем постели бабе Нате с дедом. Каждый вечер. Сегодня мы положим им под подушки письма. Письма получились веселые, но писать нам их было грустно.

Дед Володя приехал из Москвы пораньше. Он поставил на скамейку свой большой чемодан-портфель, открыл его и сказал нам: 

— Налетайте!