– За встречу! – сказал он, подымая стакан.
Они чокнулись, выпили и некоторое время молча закусывали.
Потом Алексеев пододвинулся ближе к Доронину и тихо сказал:
– А у меня большое счастье, Андрей. Доронин с интересом посмотрел на него.
– Ты помнишь, Андрюша, кончилась война, и я, скажу тебе честно, задумался о своей судьбе. Ведь я старик, э-э, нет, не возражай, чего там, мне под пятьдесят, четыре войны за плечами… Вот я и подумал: куда меня теперь? В резерв? В отставку? Вдруг вызывают меня в отдел кадров. Слушаю – ушам своим не верю! Возвратили в родные погранвойска. Третью звезду дали и поздравили с почётным назначением на Сахалин. Как говорится, с повышением в должности и звании. – Алексеев засмеялся, и глаза его молодо заблестели.
Слушая Алексеева, Доронин смотрел на него со смешанным чувством восхищения и стыда.
«Как я мог подумать, что он осудит меня, будет сочувствовать, жалеть?» – думал Доронин. Просьба о помощи, с которой он собирался обратиться к Алексееву, теперь казалась ему простой и естественной, такой же естественной, как во время войны, когда он приезжал просить что-нибудь «взаймы» для своего полка.
– Пётр Петрович, – сказал Доронин, – от души поздравляю вас. Я понимаю, что значит такая честь для боевого офицера. Рад, искренне рад вашему счастью.
– Спасибо, Андрюша, спасибо, – растроганно проговорил Алексеев, пожимая протянутую ему руку.
– А я ведь к вам за помощью приехал, – начал Доронин, – Выручайте по старой дружбе.:
– Какая ещё помощь? – спросил Алексеев, сразу переходя на ворчливый тон, каким он всегда встречал «просителей», но глаза его лукаво заблестели, и Доронин понял, что Алексееву очень приятно выступать в привычной для него роли «богатого», хозяйственного командира.
– Людям у меня жить негде. Надо лес заготовить, а транспорта нет… Вот я сижу у вас в доме – сердце радуется: все своё, русское… А мои люди в бумажных домах живут…
Алексеев внимательно посмотрел на Доронина своими красноватыми глазами.
– Людей-то много? – спросил он.
– Более двухсот человек, – ответил Доронин. – И люди-то замечательные! – с неожиданной горячностью добавил он. – Почти все добровольно приехали! А жить негде…
– Идём, – сказал Алексеев.
Они вернулись в комнату, служившую кабинетом, и Алексеев, застегнув китель, сел за письменный стол.
– Что же тебе надо? – коротко спросил он.
– Три полуторки и тягач на трое суток.
– Ганушкин! – крикнул Алексеев. – Начальника штаба ко мне!
В комнату вошёл высокий молодой подполковник.
– Знакомьтесь, – сказал Алексеев, – товарищ Доронин, мой фронтовой сослуживец. Теперь рыбокомбинатом командует. Так сказать, наш сосед слева.
Алексеев приказал с завтрашнего утра выделить в распоряжение комбината четыре полуторки и два тягача.
Начальник штаба ушёл.
А Алексеев и Доронин ещё долго сидели, вспоминая былые походы, старых друзей, встречи и разлуки.
Наконец наступило время прощаться.
– Спасибо вам, Пётр Петрович, – взволнованно сказал Доронин. – Огромное вам спасибо.
Алексеев удивлённо посмотрел на него:
– За что же это? За полуторки да тягачи?
«Нет, не только за это, – хотелось сказать Доронину, – но и за то, что ты не сочувствовал мне, и за то, что ещё раз заставил меня понять, как я был не прав когда-то, и за то, что с таким уважением говорил о моём скромном ещё рыбокомбинате…»
Но вслух он сказал:
– Эх, дорогой Пётр Петрович, если бы вы знали… За все вам спасибо!
– Ладно, ладно, – ворчливо прервал его Алексеев. – Иди. Но имей в виду – транспорт я тебе даю с одним условием: явишься потом, доложишь, как использовал.
– Есть, – улыбаясь, вытянулся Доронин. Уже на крыльце Алексеев догнал его.
– Хочу тебе подарок сделать, – сказал он, протягивая Доронину какую-то тоненькую книжку. – Это я здесь у одного старожила раскопал. Прочитай. Любопытная вещь. Только верни. Вместе с транспортом верни, слышишь?
Он ещё раз попрощался с Дорониным.
– Ганушкин, проводить майора!
Когда Доронин проходил мимо, часовой на всякий случай встал по команде «смирно».
Приехав на комбинат, Доронин о удовольствием вдохнул запах мокрых сетей, бензина и рыбы.
Вызвав к себе командный состав комбината, он с радостью подумал о том, что на этот раз будет говорить с людьми уже не вообще, а о конкретном, живом деле.
Один за другим вошли Венцов, Вологдина, Черемных, «дядя Ваня», директор консервного завода и ещё несколько человек.
– Завтра мы начинаем заготовку леса, – сразу приступая к делу, оживлённо заговорил Доронин. – Я поеду с людьми, на следующее утро вернусь. Замещать меня будет главный инженер. Виктор Фёдорович, распорядитесь, чтобы к вечеру были собраны все пилы, топоры, все канаты, – словом, всё, что необходимо для заготовки леса. Ясно?
Венцов молча пожал плечами. Упрямство директора удивило его. Ведь только вчера он, Венцов, доказал ему, что вся эта затея совершенно нереальная…
– На чём вы собираетесь вывозить лес? – не глядя на Доронина, спросила Вологдина.
– Лес будем вывозить на четырёх полуторках. Кроме того, есть два тягача.
Люди с удивлением посмотрели на Доронина.
– Простите, – нерешительно заговорил Венцов, – четыре полуторки, тягачи… Откуда все это?
– Транспорт даёт пограничная часть, – коротко объяснил Доронин. – Вопросов больше нет? Можно разойтись.
Оставшись один, Доронин несколько раз взволнованно прошёлся по кабинету.
«Так, так, – говорил он про себя, – значит, выдвигаемся на огневые позиции. Скоро начнём бой!»
Он вспомнил о брошюре, которую дал ему Алексеев, Вытащив её из кармана, он с недоумением прочитал на обложке: «Нужен ли нам Сахалин?»
– Это ещё что такое? – пробормотал Доронин и, сев за стол, погрузился в чтение.
В кабине головной машины сидел знавший дорогу Нырков. В следующей ехал Доронин. Моторы загудели на второй скорости, преодолевая подъем. Ритмично звякали цепи на колёсах.
Справа и слева тянулись склоны сопок. Но деревьев на них не было. Лес начинался чуть ли не на самых вершинах. Там он стоял сплошной зелёной стеной. А вдоль дороги тянулись однообразные пеньки, точно кто-то огромным топором о одного удара срубил все деревья.
– Японская работа, – усмехаясь, сказал шофёр, – весь лес вырубили, бандиты.
Подъём стал круче. Шофёр включил первую скорость. Мотор загудел ещё громче. Потом головная машина затормозила. Нырков вышел из кабины и закричал:
– Товарищ директор!
Доронин тоже вылез из кабины и подошёл к нему.
– Дальше дороги нет, – сказал Нырков, – видите?
Действительно, дальше шла только узкая, едва различимая тропинка. Склон сопки был не особенно крутым, но машины всё-таки не преодолели бы его. Да и тягачи не смогли бы подняться из-за пеньков, которые усеивали склон. А там, выше, метрах в двухстах отсюда, начинался желанный лес.
– До сих пор мы уже не раз добирались, – сказал Нырков. – Заберёмся наверх, кубов пять нарубим, своим ходом кое-как скинем и – обратно. Умаемся, а толку с гулькин нос. Пилить эти пеньки надо под корень. Тогда тягачи взберутся.
Доронин пристально посмотрел вверх. Сейчас он чувствовал себя так, будто, выдвинувшись на передовые позиции, наблюдал сильно укреплённый вражеский пункт. Пеньки походили на противотанковые надолбы.
– Зови народ, – сказал он Ныркову.
Люди быстро собрались у головной машины. Они стояли, переминаясь с ноги на ногу. Доронин поднялся на подножку машины и громко сказал:
– Товарищи! Может быть, кто-нибудь из вас думает, что дома сами собой появятся из-под земли. Но так не бывает! Вот перед нами прекрасный строевой лес. Высоко, правда, но на земле же, не в воздухе! У нас есть инструмент, есть транспорт. Возьмём лес, товарищи?
– Возьмём! – крикнул Нырков.
– Начальником партии назначаю товарища Ныркова. Он объяснит, в чём состоит задача. Раздать инструмент!