– Вы знаете, сколько рыбы пропадало у японцев от заражения фуксином? – продолжала Ольга. – Вы же путину так погубите. Весь труд пойдёт даром.
Она не успокоилась до тех пор, пока не обследовала все чаны до одного.
– Ну конечно, – сказала она, подходя к Доронину, – с первых же шагов явное нарушение санитарных норм!
Доронин молчал. Он понимал, что Ольга права, но что-то мешало ему прямо сознаться в этом. Они переворачивают на комбинате всё вверх дном, разрешают проблему рабочей силы, строят жилые дома, ремонтируют флот, помогают колхозам, заготавливают лес… а тут рыбные крошки! Ему было попросту обидно.
– Почему же вы молчите? – громко спросила Ольга. – Может быть, вы считаете, что я не права?
– Нет, вы совершенно правы, – раздельно сказал чей-то голос.
Доронин обернулся и увидел Венцова.
– Конечно, права! – обрадованно повторила Ольга, тоже оборачиваясь к Венцову. – Товарищ Доронин, видимо, этого не понимает.
– Послушайте, – резко сказал Доронин, обращаясь к Венцову, – что вам надо? Вы меня ищете?
– Признаться, да, – ответил Венцов. – Хочу, чтобы вы утвердили список инструкторов по техминимуму.
– Я скоро приду, – буркнул Доронин. Венцов вышел.
– Вот видите, – удовлетворённо сказала Ольга, – он понимает. Кто это такой?
– Главный инженер, – ответил Доронин. – Что вы ещё хотите?
– Чаны должны быть вымыты в недельный, ну, скажем, в двухнедельный срок, – сказала Ольга, делая пометку в тетрадке, которую она вытащила из кармана. – Теперь пойдёмте дальше.
Путешествие по комбинату превратилось для Доронина в настоящую пытку. Ольга ко всему придиралась. Увидев, что соль хранится под дырявым навесом, она потребовала немедленно перенести её в помещение.
– Ведь она же загрязняется, – кричала Ольга, размахивая своей тетрадкой, – а потом вы будете этой солью засыпать рыбу! Неужели вы не понимаете?
Затем Ольге не понравилось, что для сетей не сделаны специальные хранилища. Потом она потребовала в недельный, самое большее в двухнедельный срок очистить и продезинфицировать сточные ямы. Вернувшись наконец с Дорониным в его кабинет, она уселась за стол и принялась писать акт.
– Ну вот, – сказала она, протягивая Доронину мелко исписанный лист бумаги, – подпишите.
Доронин подписал не глядя.
– Все? – спросил он. – Вы простите меня, я очень занят.
Ничего не ответив, Ольга встала, аккуратно сложила акт и положила его в тетрадку.
– Копию я вам пришлю, – сказала она, потом помолчала и, глядя прямо в глаза Доронину, добавила: – Всё-таки неправильно вы поступаете.
– Почему неправильно? – растерянно переспросил Доронин.
– Вы разговариваете со мной так, будто я надоедаю вам по личному делу. Нехорошо это. Ведь вы член партии, насколько я знаю.
Доронин покраснел.
– Допустим, что я вела бы себя иначе, – продолжала Ольга, – так, как могла бы, по-вашему, вести себя та девушка на пароходе. Что бы вы сказали на это?
Доронин молчал.
– Вы первый сказали бы, что такие на Сахалине не нужны. Тогда, на пароходе, вы ведь чуть-чуть мне это не сказали. А теперь я прихожу к вам и делаю то, что должна делать. А вы относитесь ко мне как к надоедливой мухе. Нехорошо это!
«Она права, – думал тем временем Доронин, – действительно я веду себя, как типичный бюрократ». Но в то же время он никак не мог отделаться от обидного ощущения, что эта девушка просто не отдаёт себе отчёта в той огромной работе, которую они тут провели.
– А знаете, почему вы так ко мне относитесь? – не унималась Ольга. – Вам кажется, что только то дело, которым вы занимаетесь, заслуживает уважения, а моё дело – так себе, чепуха. Это эгоистично так думать!
Ольга стояла уже у самой двери в своей порядком потрёпанной московской шубке, заложив руки в косые карманы и вполоборота повернувшись к Доронину.
– До свиданья! – сказала она и вышла.
Доронин догнал её уже на лестнице. Он сам не знал, почему его угрюмое настроение так быстро сменилось весёлостью.
– Здорово вы меня проработали, – смущённо заговорил Доронин, – и главное – по заслугам. Мне и в самом деле казалось, что вы нас недооцениваете…
– Как же так можно? – горячо перебила его Ольга. – Ведь если вы не будете уважать труд других людей, у вас никогда ничего не получится.
– Ну ладно, ладно, – извиняющимся тоном сказал Доронин. – Вот чаны вы посмотрели, а в дома заглянуть не хотите? Мы тут кое-что построили…
– Новые дома?
– Дома – это слишком громко сказано. Так, хаты… Посмотрим?
Ольга вернулась домой под вечер.
Она была в прекрасном настроении и чувствовала себя сильной, как никогда. Шутка сказать – ей удалось победить Доронина. По совести говоря, она порядком струсила, когда начала отчитывать его. Ведь он мог просто оборвать её.
Но Доронин не только не оборвал её, а, напротив, покраснел, как мальчик, смутился и потащил её осматривать новые дома…
Ну и правильно сделал. Пусть бы только попробовал…
«А домики они построили замечательные, – думала Ольга. – И Доронин прекрасный человек, только с ним надо уметь разговаривать. Как настойчиво он советовал обратить внимание на чистоту в домах, даже под кровати просил заглянуть! И домой отправил на машине…»
Ей вдруг очень захотелось перечитать письмо Астахова. Вернее, Ольге захотелось поговорить с Астаховым, рассказать ему о своей победе над Дорониным. Но это было невозможно. Ольга достала из стола письмо и стала перечитывать его. Она читала письмо и воображала, что разговаривает с Астаховым. Задаёт ему вопросы о его жизни и слышит подробные ответы.
Потом она окинула взглядом свою маленькую комнатку, железную койку, прикрытую домашним шелковистым одеялом, две крошечные японские табуретки, умывальник, прибитый к дощатой стенке, и почувствовала себя несчастной оттого, что она одна и ей не с кем даже поговорить.
А поговорить ей сейчас хотелось с Астаховым, только с ним одним, но он был так далеко…
Ольга достала своё ответное письмо, которое ещё не успела отправить, и решила приписать к нему несколько строчек. Незаметно для себя она увлеклась, и приписка оказалась длиннее самого письма.
На другой день, возвращаясь вечером из амбулатории, Ольга лицом к лицу столкнулась с Венцовым, выходившим из райисполкома.
Она сразу узнала главного инженера, и ей захотелось по-благодарить его за вчерашнюю поддержку,
– Послушайте… товарищ, – обратилась она к нему. – Видите, я даже фамилии вашей не знаю. Вы ведь главный инженер рыбокомбината? Я врач Леушева, была у вас вчера, помните?
Венцов стоял перед ней, высокий, худой. Узкая японская куртка, которую он вновь стал носить, делала его похожим на юношу.
– Конечно, конечно, помню, – приветливо сказал он. – Вы были абсолютно правы. А зовут меня Венцов, Виктор Фёдорович Венцов.
«Какой приятный голос!» – подумала Ольга.
– Спасибо, что вы меня вчера поддержали, – сказала она. – Ужасно самолюбивый человек ваш директор.
– Что правда, то правда, – усмехнулся Венцов. – Однако вы, кажется, настояли на своём. И правильно сделали. Человек, убеждённый в том, что он прав, должен настаивать на своём.
– Ну конечно. А теперь я пойду. Всего доброго, Виктор Фёдорович. – Ольга протянула Венцову руку и через несколько минут забыла о нём.
Но он очень скоро напомнил ей о себе.
Во время очередного приёма в амбулатории Ольга вызвала больного и очень удивилась, когда в кабинет вошёл Венцов.
– Вы? – спросила она.
– Вас это, кажется, удивляет, – с улыбкой ответил Венцов. – Да, это я. Грипп одолевает. Дайте порошков.
– Садитесь, пожалуйста.