Выбрать главу

Через несколько дней с судна исчезли двери и стекла. Доронин собрал руководящих работников комбината и сказал, что будет строго наказывать каждого, кто пытается проводить один вид ремонта в ущерб другому.

После этого он проверил работу судоремонтной мастерской. Каждый вечер директор и парторг проводили в мастерской производственные совещания, посвящённые итогам рабочего дня. Всю старую систему работы пришлось перестроить. Были назначены премии за рационализаторские предложения.

К концу второй недели работа мастерской начала укладываться в график.

Доронину стало казаться, что дело пошло на лад и подготовка к путине приобрела наконец необходимую планомерность. Но как раз в это время произошло событие, которого Доронин никак не ожидал.

Два рыбака – черноморец Федюшин и балтиец Корытов – подали заявления с просьбой отпустить их на материк. Они готовы были даже вернуть полученные ими в своё время авансы.

Доронин читал и не верил своим глазам. Он знал этих рыбаков: оба они работали честно и добросовестно. Что же побудило их подать такие заявления? Плохие заработки? Конечно, рыбаки зарабатывают сейчас меньше, чем во время лова. Но ведь все это с лихвой окупится во время путины. В чём же дело? Почему люди, которые уже собирались выписать сюда семьи, теперь хотят уехать?

Он вызвал Федюшина и Корытова. Корытов сказался больным, и к директору явился один Федюшин. Он стоял перед Дорониным, худощавый, с красным обветренным лицом, в ватнике, подпоясанном солдатским ремнём.

– Что случилось, товарищ Федюшин? – спросил его Доронин. – Для меня ваше заявление явилось полной неожиданностью. Почему вы хотите уехать?

– Так… Решили, – глухо ответил Федюшин. – Если в деньгах какое препятствие, так мы вернём всё, что получили. – Он не глядел на Доронина.

– Погодите! – сказал Доронин. – Всё-таки в этом надо разобраться. Вы живёте в доме или бараке?

– В доме.

– Зарабатываете как?

– Как все.

В этом ответе Доронину послышалось скрытое недовольство.

– Какой же вам смысл уезжать перед путиной? Ведь весной вы в течение месяца заработаете больше, чем в другое время за полгода. Это же просто невыгодно сейчас уезжать.

Федюшин молчал.

– Я слышал, что вы хотели выписать сюда семью, – продолжал Доронин, – и вдруг сами решили уехать. В чём дело?

– Не для нас эта работа, – нехотя сказал Федюшин.

– То есть как это не для вас? Ведь вы же рыбак, коренной рыбак?

– В том-то и дело, что рыбак, – с обидой в голосе ответил Федюшин, – а только в этих местах рыбаки, видно, не нужны.

– Как это не нужны?

– Да так. Здесь сезонники нужны… А я не сезонник… Я сюда… жить приехал.

– Ну и прекрасно! – подхватил Доронин. – Кто же вам мешает?

– Не для нас эта жизнь, – упрямо сказал Федюшин. – Полгода рыбу ловить, а полгода на берегу копаться? Неподходящее дело. Сопьёшься тут от скуки.

– Но ведь… – растерянно проговорил Доронин. – Это же от природы зависит. Колхозники, например, тоже зимой не сеют и не убирают.

– Колхозники тут ни при чём, – с досадой отмахнулся Федюшин. – Земля зимой не родит, это уж точно природа. А море – всегда море. Рыба в нём и зимой водится.

Доронин задумался. Его нисколько не удивило бы, если бы с просьбой об увольнении к нему явился Весельчаков. Но Федюшин принадлежал к тем людям, на которых всегда можно было положиться. И вдруг…

Федюшин стоял насупившись и ждал ответа.

– Сейчас я не могу принять никакого решения, – сказал наконец Доронин. – Мне нужно посоветоваться с начальником лова.

Федюшин ушёл, а Доронин сидел за столом, подперев голову руками. Внезапно он вспомнил случаи, которым до этого не придавал серьёзного значения: один рыбак напился и затеял драку; другой хотел выписать семью и не выписал. Люди настойчиво просились на шахту; раньше это только радовало Доронина, но теперь он и на это взглянул по-иному. В ушах его прозвучали слова Ныркова: «Скучают рыбаки…»

Он решил немедленно разыскать парторга.

Нырков оказался в судоремонтной мастерской.

– Выйдем, – тихо сказал ему Доронин. – Есть разговор.

Они вышли из мастерской и медленно пошли к сопкам.

– Слушай, Нырков, – взволнованно заговорил Доронин, – что-то мы с тобой не так делаем.

Нырков насторожённо взглянул на директора.

– Помнишь, ты приходил ко мне насчёт того, что скучают люди? – продолжал Доронин.

– Помню.

– На, читай! – Доронин вытащил из кармана только что полученные заявления.

Они шли прямо по целине: тропинку давно занесло. Валенки глубоко уходили в снег.

Нырков долго держал заявления в своих красных, потрескавшихся пальцах.

– Так… – тихо сказал он, возвращая бумаги директору.

– Ты подумай только, что получается! – повысил голос Доронин. – Ведь до сих пор от нас ни один человек не ушёл. Жилья не хватало, флота не было – и то люди не бежали. А теперь такое дело!…

– Что ж ты решил, Андрей Семёнович? – так же тихо спросил Нырков.

– Решать будем вместе – я, ты, все коммунисты комбината. Но мне кажется… Рыбу надо ловить. И зимой ловить, понимаешь?

– Понимаю, – ответил Нырков, и Доронину показалось, что он улыбнулся.

– Помнишь, я тебе тогда посоветовал на культработу нажимать. Неверно это! То есть культработу, конечно, развивать надо, но решает всё-таки другое. Для рыбака главное – это лов, без него он себе места не находит. Мы должны немедленно подумать о зимнем лове, посоветоваться со старыми рыбаками. Это ты возьми на себя. А я завтра поеду в область.

Русанов готовился к заседанию бюро обкома.

Заседание должно было состояться в конце будущей недели, но вот уже несколько дней Русанов отменял все приёмы и запирался в своём кабинете, знакомясь с материалами, подготовленными по его поручению.

Вопрос, который предполагалось обсудить на бюро обкома, формулировался так: «О сочетании хозяйственной работы с партийно-политической».

Во время своей последней поездки в Москву Русанов присутствовал на важном совещании в Центральном Комитете партии. Слушались доклады инспекторов ЦК о партийно-политической работе на местах.

Поздно ночью, возвращаясь к себе в гостиницу, Русанов сосредоточенно обдумывал всё то, что ему пришлось услышать.

Он мысленно повторял слова секретаря Центрального Комитета о том, что политику нельзя отделять от хозяйства и что партийно-политическая работа тесно связана с хозяйственной.

Он продолжал размышлять об этом и на другой день по дороге на аэродром и потом, сидя в самолёте, ночуя в маленьких гостиницах, ожидая вылета.

Чем дольше он думал, тем больше ему казалось, что, критикуя партийно-политическую работу на местах, секретарь ЦК имел в виду и сахалинскую партийную организацию, руководимую им, Русановым.

Вернувшись на Сахалин, Русанов прежде всего затребовал протоколы заседаний горкомов и райкомов. Много часов провёл он над этими, хорошо известными ему решениями. Однако теперь он воспринимал их по-другому.

Вот, например, состоящее из четырнадцати пунктов постановление Шахтёрского райкома о ходе реализации сезонного плана осенне-зимних лесозаготовок. В этом решении директору лесокомбината указывалось на плохую организацию труда, начальнику лесоучастка объявлялся выговор с занесением в личное дело, рядовым коммунистам предлагалось изжить такие-то хозяйственные неполадки.

И ни слова, ни одного слова не было сказано о партийной, комсомольской работе на участках, о политической учёбе, об идейном воспитании людей…

Как приказ хозяйственника, звучало и постановление бюро Горского горкома о сокращении расхода электроэнергии.

Вместе с группой работников обкома Русанов отправился в поездку по области. Он провёл в поездке две недели, пересаживаясь с поезда на автомашину, с машины на самолёт, с самолёта на сани. А вернувшись в обком, снова засел за материалы.

Ему стало окончательно ясно, что критика, которую он слышал в Центральном Комитете, может быть полностью обращена и к сахалинским коммунистам.