Михэлука понял, что Емилиан все же боится, и, отскочив от стенки, с ненавистью бросил ему в лицо:
— Ты бандит! Разбойник! Фашист! Да, да, настоящий фашист! Ты дружил с фашистскими офицерами! Ты выгнал на улицу мою мамочку! Ты такой же, как Ставриад!.. Да, да, такой же!.. Ты стрелял в Томеку, а Томека знает, что ты не умер… Ничего, он тебя еще поймает!
Емилиан Крисанта в изумлении уставился на мальчика и внимательно всмотрелся в его пылающее лицо и грозно сведенные брови над голубыми, блестящими от ненависти глазами.
— Как, что ты сказал? Да откуда ты знаешь Ставриада? — вдруг в бешенстве заорал он.
ЛИЦОМ К ЛИЦУ
Емилиан уже оделся в дорогу. Но все еще был босой, так как решил перед самым уходом натянуть на ноги дядины валенки. Ботинки, в которых Емилиан пришел, хотя он их и распорол по шву бритвой, больше не налезали. Ноги его до того опухли, что пальцев почти не видно было, и он еле-еле ковылял, словно ступая по иголкам. Наверное, ему было страшно больно. Вне себя от злости, Емилиан отшвырнул ботинки далеко в сторону. Один угодил под печь, а второй полетел к двери и шлепнулся в ведро с водой. Никому и в голову не пришло его оттуда вытаскивать, и вздувшийся от воды ботинок казался Михэлуке похожим на огромную черную жабу.
Дядя отправился за золотом, за золотом, которое тетя зарыла на винограднике, а Емилиан грозно предупредил его, чтобы он только не вздумал выдать его милиции. Придется, мол, тогда дяде горько об этом пожалеть.
— Если придут меня арестовывать, я пойду на все!.. Только я думаю, что тебе еще дорога своя жизнь и жизнь ребенка. Отдай мне то, что принадлежит мне, и я исчезну, как дым. Но, если ты по глупости выдашь меня, никто все равно не поверит в твою невиновность. А я тебе за это отомщу самой страшной местью. Ты сам похоронишь своего ребенка. Твоего сына я застрелю в первую очередь, так и знай!..
Но дядя казался спокойным.
— Да не стращай ты ребят. Они и так тебя не забудут до самой смерти. Ты хорошо знаешь, что я теперь все сделаю по-твоему. Я в твоих руках. Не было бы здесь детей, тогда другое дело. Убил бы тебя своими руками, а потом сам пошел бы в милицию.
Емилиан насмешливо ухмыльнулся:
— Я уже сказал, что тебя ожидает! Не меньше двадцати лет каторги. Ты скрыл от государства золото. А все золото вы были обязаны сдать властям. Так что хлебнешь горя!
— Неправда! Я честный человек! Я ничего не знал! — в отчаянии запротестовал дядя. — Я ничего не знал!
— А кто тебе поверит? Кто даст хоть два гроша за твою честность? — торжествующе захохотал Емилиан и встряхнул жестяной коробкой, в которой раньше хранились гвозди, а теперь звенели золотые монеты.
Так вот почему тетка его тогда поколотила! Вот почему она кричала, что он за ней шпионит… Как раз в тот день она зарыла золото под яблоню, а дома оставила только то, что в коробке… Вот почему так нервничала и сердилась. Она спрятала золото и боялась, как бы его не нашли… Теперь мальчик понял, почему она вечно так боялась воров… Нет, не воров она боялась… Она боялась Емилиана!
Вдруг тетка приоткрыла глаза и тщетно попыталась приподняться на локтях…
— Гаврила… — простонала она. — Гаврила! — Но силы ее покинули, и на губах выступила красная пена. Потом она снова встрепенулась и, сделав огромное усилие, прошептала: — Пойди… и скажи, что я… я во всем виновата. Бэкэляну свидетель, что ты ничего, ничего… не знал. Иди, а то из-за него… и ты на каторгу попадешь. Иди, Гаврила!
«Бэкэляну? — изумился Михэлука. — Значит, Бэкэляну знал про золото? Вот почему так часто приезжал он к тетке! Наверное, потому-то она его прогоняла и ругалась с ним».
— За тобой, Гаврила, никакой вины нет! — вновь простонала тетка Олимпия. — Ты его не слушай!.. Ой, дитя мое родное, что с тобой будет! — вдруг завопила она и стала биться головой об пол, но тут же умолкла — кровь хлынула горлом, и она захлебнулась.
— Умирает! — охнул дядя и бросился к ней.
— Ничего, не умрет! — пробормотал Емилиан. — Не бойся! Пуля, видно, попала в легкое, вот почему столько крови. Утри ей рот и подложи подушку под голову! — скомандовал он.
Затем он полез в свой деревянный сундучок, вытащил оттуда длинный, еще новый бинт и быстрыми, ловкими движениями перебинтовал руку и плечо тетки. Сделав перевязку, он посоветовал дяде, чтобы тот сразу после ухода Емилиана отвез тетку к частному врачу. Частный врач извлечет пулю и даже не полюбопытствует, откуда она взялась. Надо только заблаговременно всучить врачу несколько сотен… В конце концов, можно врачу даже рассказать всю правду — ведь эта дура сама застрелилась.