На обратном пути, дядюшка Томека, мы отвезли домой на санях Илдику и мастера Барани и всю дорогу веселились и хохотали.
На ферму мы возвратились очень поздно, и мать Титины уже беспокоилась. Мы ей рассказали подробно, как все там было, а она почему-то, вместо того чтобы радоваться, начала вдруг плакать. Я еще никогда не видел, чтобы она плакала. Но товарищ Гига объяснила нам, что это она не от горя плачет, а от радости, потому что видит, как у пас вырастают крылья, на которых мы полетим к светлому будущему. Бенони, словно маленький, начал себя ощупывать, хотел увидеть, в каком это месте у него начинают расти крылья, и товарищ Гига стала смеяться сквозь слезы. А мне за него стало очень стыдно, потому что я понял, что она хотела этим сказать.
С большой любовью
Михэлука Бреб».
«Дорогой дядюшка Томека!
Знал бы ты только, что мне рассказала Титина! Ты бы даже не поверил. До чего же наши враги злые, как сильно ненавидят они рабочих за то, что те вырвали из их когтей поместья и фабрики и не хотят больше быть их слугами. Товарищ Гига, начальница фермы, никогда не плачет. Вот потому-то у нее волосы совсем поседели, хотя она еще не старая. Она одна знает, сколько горя у нее на сердце. Даже тетка плакала, когда я ей рассказал все, что узнал. Как раз вчера, 22 декабря, исполнилось шесть лет, как отца Титины застрелил бандит и провокатор Ставриад, который раньше выдавал полиции коммунистов. Понимаешь, дядюшка Томека, до нашего освобождения, 23 августа 1944 года, Ставриад только этим и занимался — знакомился с рабочими, разнюхивал, выведывал, кто из них коммунист, и выдавал полиции. Так он поступил с отважным коммунистом Лудовиком, который из-за него погиб в тюрьме от пыток. Я видел этого Лудовика на той фотографии, на которой мать и отец Титины. Но в конце концов и сам Ставриад околел как собака.
Так вот, 22 декабря отец Титины возвращался домой после совещания с крестьянами из района Пятра-Нямц. С ним в машине, кроме шофера, был еще один инженер. А когда они проезжали лесом, навстречу вышел какой-то человек и замахал руками, попросил захватить его с собой. Они остановились, а тогда из-за деревьев выскочили еще два вооруженных бандита, потому что тот, первый, тоже был бандит. «Руки вверх!» — закричали они. Но товарищи не подняли рук, и тогда фашисты начали в них стрелять. Шофер погнал машину, но его сразила пуля, и он так и умер, зажав в руках баранку. Другие пули продырявили колеса. Инженер испугался и выскочил из машины. Тут бандиты решили, что товарищ Гига, отец Титины, у них в лапах. Ведь это его они хотели убить, потому что он был партийным секретарем, как наш товарищ Деду. Но выстрелы бандитов услышали лесорубы, которые работали невдалеке. Они закричали и помчались на помощь.
Бандиты попытались спасти свою шкуру и побежали, прячась между деревьями, но рабочие гнались за ними, как за стаей волков. Двое бандитов удрали, а третьего они нашли под горным обрывом, куда он свалился. При падении он сломал себе ногу. А на склоне у того обрыва была берлога этих бандитов. Они хуже ядовитых змей! Товарищ Гига пошел посмотреть, кто этот бандит, что стонет там на снегу. А когда он перевернул его, проклятый фашист выстрелил ему прямо в грудь. Вот этот убийца и был Ставриад.
Я тебе рассказываю все это, дядюшка Томека, чтобы ты тоже знал, кто был отец Титины.
С большой любовью
Михэлука Бреб из V класса «Б».
НЕЖДАННЫЙ ГОСТЬ
До рассвета оставалось совсем недолго. Скорый поезд Бухарест — Яссы фыркнул и, словно нехотя, остановился у маленькой промерзшей станции.
Дежурный по станции, ежась от холода, выскочил из диспетчерской и сонно махнул несколько раз фонариком. Он что-то крикнул растерянно толпившимся в дверях зала ожидания немногочисленным пассажирам, но тут резкий порыв ледяного ветра хлестнул его по лицу, и он умолк. Три тусклые лампочки под самым карнизом стены узкого перрона замигали, словно намереваясь совсем погаснуть. Тут паровоз внезапно так хрипло и грозно загудел, что пассажиры, отталкивая друг друга, стремительно ринулись со своими чемоданами, узлами, корзинками и сундучками к двери, на которой красовалась надпись «Вход — выход». Громада скорого поезда равнодушно двинулась и исчезла в ночном мраке.