Об этом же свидетельствуют и мои произведения сравнительно недавнего прошлого, где несомненный интерес представляет мое сочинение в педагогический институт (ведь я же не стану этого отрицать), – и Федор Васильевич опять придвинул к себе блокнот…
Последний экзамен
А свой последний экзамен я держал уже на Колыме. Я работал в аэропорту грузчиком, и вдруг посылают на сенокос. А с материка как раз пошли помидоры.
Сопровождающий, если, конечно, соображает, то сразу же отслюнивает по ящику. На каждого брата. А иначе и не подумаем разгружать. А если тыква не варит, пока он торгуется, технический персонал самолета тоже не хлопает ушами.
Внизу раскрываются створки, и начинаются профилактические работы. И в результате – ящиков утечет в несколько раз больше.
А если у тебя экзамен, пускай даже и провалишься, то все равно тебе дадут справку. И потом ее покажешь бригадиру. И, значит, от полевых работ отвертелся и можно уже готовить под помидоры стеклотару. Вот и пришлось двинуть в педагогический.
Нужно было писать сочинение, и я решил рассказать о себе всю правду.
Тему я выбрал свободную, и называлась она так: «МОЙ ДРУГ, ОТЧИЗНЕ ПОСВЯТИМ ДУШИ ПРЕКРАСНЫЕ ПОРЫВЫ!»
И я написал: 1
«Пятнадцать лет тому назад я сдавал свой первый экзамен в Московский авиационный институт.
Мне наняли репетитора, и я к нему ходил на дом заниматься. Его порекомендовали маме на кафедре, где она преподавала начертательную геометрию.
Моя мама – полковник авиации. Но почему-то никто не верит. А в детстве тоже не верили, что однажды я обыграл в бильярд Клима Ворошилова. И чтобы я не заливал, товарищи мне как-то сделали «темную».
И накануне письменной математики мой репетитор маме позвонил и еще раз ей напомнил, чтобы я к нему после экзамена обязательно зашел. Все за меня переживал: справлюсь ли я в его отсутствие с поставленной задачей. И мама его успокоила.
А на экзамене я очень удивился, когда вдруг увидел его в зале. Заложив за спину руки и с красной повязкой на рукаве, он прохаживался между рядами и строго следил за порядком. И несколько абитуриентов даже вывел на чистую воду. За разговоры. И на следующий свой экзамен они уже больше не пришли.
Когда он проходил мимо меня, то я хотел ему сказать, что мама мне все передала и я к нему вечером приду. Но он сделал вид, что мы с ним совсем не знакомы.
А когда я к нему пришел, то у него на столе почему-то лежал мой черновик и рядом с черновиком – еще не заполненный экзаменационный бланк, а чистовик, наверно, еще проверяют. Но оказалось, что все уже давно проверено. И когда я как следует пригляделся, то увидел, что мой черновик совсем не черновик, а чистовик, просто на нем уже все исправлено. И поэтому не совсем чисто. И чтобы все было чисто, я должен своей рукой все переписать.
Наклонив голову набок, я сидел и переписывал, а мой репетитор, скрестив руки на груди, стоял у меня за спиной. А потом протянул промокашку и, еще раз все внимательно проверив, спрятал мою работу к себе в портфель.
В это время раздался звонок, и, взглянув на часы, он пошел открывать, и на пороге уже появился следующий. И, как потом выяснилось, тоже сын полковника.
Только полковником у него был папа.
И этот мой невольный побратим потом оказался и моим однокурсником, и мы с ним попали в одну группу и даже ездили вместе на целину. И он потом с гордостью всем рассказывал, что когда поступал в институт, то набрал двадцать пять баллов из двадцати пяти возможных!
А теперь, говорят, вышел в люди и, вроде моей мамы, преподает начертательную геометрию.
2И на следующий день я пошел сдавать за своего товарища по подворотне французский язык.
Мы заканчивали с ним школу и вместе готовились к выпускному вечеру. И на выпускном вечере в вестибюле дежурил милиционер. Но мы все равно пронесли.
Спустили из туалета веревку и внизу привязывали «горючее». А ночью, когда все пошли на Красную площадь, то я уже никуда идти не мог и остался в школе. Положив на парту локти, я уткнулся в рукав пиджака. А наутро меня растолкала уборщица, и в туалете я вывернул на всю катушку кран и, бросив пиджак на кафель, подставил под струю голову.