...Нобакон и неизвестный аристократ двинулись навстречу друг другу, пылающая, как огонь, ярость; холодная, отстранённая, ледяная, ненависть. Суровое нетерпение и вопиющая, первобытная жестокость против хирургически выверенной точности и удушающей скрупулёзности. Низ против верха. Черное против белого. Кровь против почвы. Верность против чести. Вторая атака ― но Карающий оказывается слишком далеко и не может прикрыть глотку, а Освобождающий слишком размахнулся для удара по ногам...
Уже светало, за окном все так же шумели машины, тюль плясал от ласкового ночного ветерка, полного гудков клаксонов и света фар. Нобакон сел, схватившись за голову обеими руками. Когда такое настроение прикатывало, он просто не мог не приложить чью-то морду о стенку или, что лучше, положить чью-нибудь самку на спину. Нобби уже развернулся, собираясь познакомиться с Бьорной поближе, когда заметил, что она не под боком. Троллиха заняла весь пол, накрывшись тонкой простыней, из-под которой торчала ее грубая, но по-своему привлекательная голова. Шапка изучал ее профиль несколько долгих минут. Предатели, трусы, лизоблюды и перебежчики, вот кто такие тролли! Нобакону вдруг захотелось провести один из тех быстрых ударов, которые способны покончить со всяким, кто связан с грезой. Троллица повернулась во сне и открыла глаза.
― Почему не спишь? ― спросила она. Напряженные ягоды сосков выделялись из-под тонкого хлопка.
― Не получается, ― сказал Нобби. ― Бред снится. Все из-за этой твоей картины. Кстати, кто вот этот хрен? ― он указал на парня, который скрестил клинки с картинной Бьорной.
― А, Исаак, ― поморщилась афроамериканка. ― Отличный боец. Он тогда получил от меня парочку шрамов... Но Фарбрид все равно сразил меня.
― Сразил? Круто, ― сказал Нобакон. Наверняка все было так: маленькая и неопытная еще троллиха сошлась в схватке с большим и сильным воином, который успел прервать не одну жизнь. Конечно, у нее имелись огромные шансы победить. В кавычках огромные.
― Ничего крутого, ― сказала Бьорна.
Троллиха прошла к шкафу и хлопнула в ладоши, так сильно, что даже рамы окон задрожали. Шкаф раскрылся, и из него выпорхнул тяжелый и наверняка очень уронистый топор. Его двойные лезвия покрывал замысловатый рисунок лабиринта, Нобакон даже поймал себя на том, что пытается его пройти.
― Не вздумай, ― покачала головой Бьорна. Она приложила сокровище к своему животу плашмя и зажмурилась. ― Отвернись. Это хитрая нокерская штука, чтобы легче побеждать врагов.
― Тролль, который пользуется хитрыми нокерскими штуками, ― хмыкнул Нобакон. ― Что скажет об этом Благой двор?
Бьорна дернулась, словно ей хорошенько дали в солнечное сплетение. Оторвала топор от живота. Теперь на месте ужасной раны и корявых стежков остался лишь дебелый рубец с чуть неровными краями.
― Извини, ― сказал Нобакон.
― Ничего. Ты, наверное, прав. Но все равно ― не вглядывайся в лабиринт, там может остаться твоя душа.
― И зачем ты его достала? Что хочешь делать? Химеру мы уже изрубили на куски, если что. Можно расслабиться и отдыхать.
― Потому что мне каждый раз нужно напоминать себе, что в тот раз я проиграла. Что я подвела тех, кто ждал мою победу. Я вернулась не со щитом, а на щите... Даже своей жизнью я обязана победителю, а не себе...
Она сделала несколько быстрых и точных ударов по воздуху, и Нобби не сомневался, что стой он под лезвиями, развалился бы на части.
Потом ― защитная стойка, при этом все тело натянуто струной, тронь ― прорвется последний звук, который ты услышишь в этой плоти.
Нобакон раздувал ноздри.
― Показуха. Когда ты лежишь мертвой, какая тебе разница, что твоя техника совершенна, а удары вроде бы неотразимые?
― Показуха? Если моя техника совершенна, а удары нельзя отбить, то почему я должна лечь?
Нобакон хмыкнул и достал откуда-то верный револьвер на семь зарядов.
― Умеешь ты отбивать пули своей штукой? А может, они сами от тебя отскочат?
― Но это нечестно! ― возмутилась Бьорна.
― Ну да. А что делать? Зато останешься в живых.
― Не всякая жизнь лучше смерти.
― Но даже химере живой слаще, чем троллю, но мертвому.
Бьорна фыркнула.
― Ты просишь, чтобы я испытала тебя дракой, шапка? Ты правда думаешь, что мы такие слабые?
Нобакон хмыкнул. О нет, его мысли звучали по-другому.
― Не так. Но вы зациклены, ваши пути известны всем и каждому. Что и делает вас легкими целями для чужих игр. А сами вы играть отказываетесь. Во всяком случае, большинство. Это ведь так нечестно ― взять и победить. Правда?
― Победить ― честно. Обманывать, красть и лгать ― не очень.
― Можно подумать, у некоторых есть выбор, ― покачал головой Нобакон.
― Выбор есть всегда.
Редкап только вздохнул и сделал неопределённый жест рукой: мол, тебе-то виднее.
― Пойдем спать? ― предложил Нобакон.
― Так не получается, ― сказала Бьорна. ― Пойдем лучше драться.
― Во двор?
― Нет. Здесь недалеко есть пустырь, там расточители нас не настигнут. В прошлом месяце по городу рыскал один из них. Называл себя охотником, потом напился и свернул себе шею. Печально. С тех пор мы стараемся делать свои дела... подальше от расточителей.
― А что, он кого-то успел заохотить? ― спросил Нобакон.
Бьорна оставила вопрос без ответа. Она надела белый топик, выгодно подчёркивавший темноту кожи и спортивные шорты до середины бедер. Она взяла топор, а потом вернула секиру в шкаф.
― Почему не лабиринтом? ― спросил Нобби.
― Потому что он не для тренировок. А этот мальчик, ― троллиха похлопала по витиеватой перевязи. ― Мой повседневный и рабочий, чтобы учить хорошим манерам.
― Мне нравится твоя терминология, ― усмехнулся Нобакон. ― А вот пузо твое до сих пор не нравится.
Бьорна подняла лицо еще выше.
Они вышли в ночную прохладу, хотя стояло чёртово лето, скоро полагалось ударить сухим теплым ливням, от которых чувствуешь пыль еще сильнее, чем после самого лютого полдня. Окраина города осталась сзади, а перед феями раскинулось широкое поле. Нобакон обернулся и понял, что не видит отсюда домов. Как-то быстро они остались за спиной, хотя редкап вовсе не протестовал.
Полянка оказалась готова к драке. Дикие травы притоптаны, словно тут каждый день проходят опен-эйры. Троллиха поклонилась Нобби и отошла на другой конец вытоптанного пространства, луна отражалась от гладкой поверхности лезвия, рожки Бьорны стали казаться больше, чем прежде. Нобакон ухмыльнулся и извлек клинки-близнецы, которые предназначила ему сама Греза. В правой руке бастард Освобождающий Рабов, с толстой вишней на конце. В левой ― одноручный Карающий Богов, лезвие его выгнуто в противную сторону, к Нобакону. Бьорна приняла боевую стойку. Она двигалась быстро и грациозно, оставаясь тигрицей даже теперь.
― Наверное, зря мы это затеяли, ― сказал Нобби. ― Если раны откроются, ты истечешь кровью. А я не взял бинты.
― Не тренди, шапка. Сражайся. ― Бьорна прыгнула к нему навстречу, будто другую троллицу накануне чуть не порвала химерическая порося. Нобакон парировал несколько выпадов, то одним клинком, то другим. Бьорна отступила, меняя стойку за стойкой, так что трудно было сказать, какое действие она предпримет через минуту. А когда минута проходила, троллица снова атаковала, да еще, внезапно, в голову, и если бы не реакция и опыт Нобакона, снесла бы ему половину черепа. Освобождающий до искр сошелся с мечом троллихи, химерические железяки поздоровались, затем разошлись.