Таким образом, у дома Торвинов имелось три десятка вооруженных охранников. Больше или меньше чем у других нобилей-об этом Николай не знал.
Другие пятерки дежурили в порту и с ними Николай встречался разве только утром, за завтраком.
Охранников поднимали на заре, еще по темному, а свечу давали на комнату одну на неделю, так что ложились спать рано.
Кормили сытно, но в основном рыбой. Хлеб бывал только на завтрак и то в виде сухарей. В четверг давали вместо рыбы жареную баранину .Николай по этому поводу не очень огорчался. Такой вкусной рыбы он еще никогда в жизни не едал.
Отстояв свою смену можно было с согласия сержанта отлучаться в город. На рынке, рядом с портом продавалось все что угодно от морепродуктов, свежих и тут же приготовленных на гриле или в чанах, до привозных фруктов по бешеным ценам. Можно было купить и мед и свежий белый хлеб. Хлеб стоил крону за килограмм примерно. В Норведене не выращивали зерна и все было привозным.
В городе время отмечали по колоколам на башне собора. Колокол исправно отбивал не только каждый час, но и каждую четверть часа.
В собор, на богослужение Николая больше не брали. Для того у господина Парела имелся любимчик-сержант Риман из второй пятерки. Где он накачал такие плечи и ручищи?
Опасения Николая не оправдались. Господин Парел был примерный семьянин и мальчиками не интересовался. У него в доме жили три жены, младшей было шестнадцать лет и десяток детей разного возраста. Второй этаж дома напоминал помесь гарема с детским садом. Охранникам туда вход был воспрещен.
В Норведене с многоженством оказалось все просто. В библии многоженство описано вполне положительно и потому не возбраняется.
Если есть деньги содержать десять женщин-содержи.
В порту имелись публичные дома, но девки в них работали сплошь не местные.
Девушки Норведена славились строгостью нравов на всем побережье-как сообщил с гордостью Шрам.
Продажных девок на всех не хватало и потому возле публичных домов моряки регулярно устраивали драки. Драчунов разнимала охрана порта очень просто- древками алебард и ведрами ледяной воды из фьорда.
Сами охранники регулярно захаживали к девками. Дарак, Калваг и Нилун тратили на них не меньше половины жалования. Публичные дома тоже принадлежали дому Торвинов и таким образом кроны бродили по кругу. Девки Николая не интересовали. Та певица в черном-Доминика Гарра засела в голове нового стражника накрепко.
В ответ на осторожные расспросы сержант Шрам рассмеялся только.
-Эта птичка высокого полета, Николас! По ней многие молодые нобили сохнут.
-Она не замужем?
-Ее отец-старый Фергас Гарра назначил несусветную цену за ее руку.
-Сколько?
-Говорили про миллион крон.
-Ого! Зачем ему столько?
-Говорили, не хватает одного миллиона до десяти.
-Так он богат?!
-Он самый богатый нобиль в Норведене, этот старик Гарра! Рудники и плавильные печи каждый день приносят ему мешок крон.
-Только от смерти деньгами не откупишься.
-Кто знает? Гарра был стариком еще, когда мой дед поймал свою первую селедку.
Дед мой давно ушел к морскому богу, а Гарра все еще жив и здоров. Ходят слухи, что он смог подкупить даже богов.
Николай вздрогнул. Дальдантиль? Богиня Заримании,…Что ей стоит продлить жизнь богатому нобилю?
Никакой боевой подготовкой охранники не занимались и потому некоторые обзавелись круглыми солидными животами.
Когда Николай начинал утро с комплекса упражнений, в первые дни сбегались поглазеть все свободные от смены. Новичок качал пресс, раздевшись до пояса, а охранники ржали как кони. Непривычное дело-сам себя изнуряет парень до пота!
Через две недели привыкли. Даже нашлись подражатели среди тех, что моложе.
Жалование Николаю положили в сто серебряных крон в месяц.
Крона-круглая, штампованная монета с дыркой посредине для удобства ношения в виде ожерелья под одеждой, вес имела граммов пять.
Представив, что каждый месяц придется на шею вешать ожерелье в полкило, Николай приуныл.
Он не собирался честно служить господину Парелу всю свою жизнь. Наберутся деньги на проезд на корабле на юг и хорош!
Да, он как каждый охранник дал клятву дому Торвинов на их семейной библии, но считал, что этот контракт сможет расторгнуть в нужный момент. Не раб же он, пожизненный?