Всегда любящая и не забывающая вас никогда
Наташа Никитина.
Латвия, Даугавпилс».
Получив письмо, Маша снова вспомнила Акрама Куси.
Однажды в их отряде проходил конкурс бальных танцев. Акрам должен был танцевать с Наташей Никитиной. И вдруг — исчез. Наташа надела бальное платье, ждет, волнуется, а его все нет и нет. Пошли искать. Он был в корпусе — сидел одиноко на своей кровати. Оказывается, передумал выступать. Наташа даже расплакалась от обиды и огорчения. А он объяснил ей все искренне и просто:
— Ты слишком хороша в этом платье, — сказал он грустно. — Я бы все тебе испортил. Мое скромное сафари никак не подходит сегодня к тебе.
— Сказал бы раньше, — возразила Наташа, — мы бы тебе что-нибудь подобрали.
Акрам печально покачал головой:
— Я боец, Наташа, и не имею права снимать сафари. И не должен так беззаботно смеяться и радоваться, как ты. И не имею права ходить на бал.
Долго просидели они в тот вечер втроем. Как откровенен, как искренен был с ними Акрам!
— Если бы вы знали, как прекрасен был прежний Бейрут! Сегодня он весь в руинах и черных пожарищах. Мертвые глазницы вместо окон, скелеты домов на авеню Мазры, на набережной Рамет-эль-Бейды. А Тир! В старинных папирусах записано: «Тир! Совершенство красоты! Пределы твои в сердцах морей. Из сенгирских кипарисов сооружали храмы твои, из шванских гор брали кедр, чтобы взметнуть мачты твоих кораблей…» Сегодня Тир — город мертвых, как и Сайда, Набатия, Дамур. Под их руинами погребены тысячи ни в чем не повинных людей…
Наша трагедия не окончилась. Впереди — борьба. Многие еще погибнут. Но Палестина будет нашей! И тогда я стану строителем… Если захотите, приеду к вам в гости, а потом — вы в мою Палестину. Она — прекрасна! Но если долго-долго не будет писем, умоляю: помните меня!
Не потому ли и с трапа самолета, улетавшего в Дамаск, неслось, как заклинание, по-арабски и по-русски:
— Помните меня, всегда помните!
Акрам Куси, палестинец тринадцати лет, взывал к человеческой памяти. Он не знал, что ждет его на родине — жизнь или смерть, но он спешил туда, потому что до тех пор, пока Палестина не принадлежит палестинцам, его место там, где идет борьба…
…Где ты сегодня, Акрам? Быть может, сидишь за школьной партой, склонившись над книгой. А может, твои руки сжимают сейчас ствол гранатомета… Вспоминаешь ли ты хоть иногда высокие артековские кипарисы, веселые карнавалы на костровой площади? Не знаю. Но все мы — Наташа, Заира, Наиль, Маша и я — помним тебя. Слышишь, помним!
Новелла десятая
КАРНАВАЛ, КАРНАВАЛ, КАРНАВАЛ!
Вот уже несколько дней сердца артековцев были полны ожиданием необузданных радостей, новых знакомств, тайн…
Бал в честь палестинцев! Вход только в масках и костюмах, желательно собственного изготовления. Карнавал… Карнавал… Карнавал!
За день до бала лагерь притих: все азартно трудились — что-то подправляли, подкрашивали, пришивали последние воланы. На верандах сохли маски, бутафорские сапоги и кольчуги, крахмальные юбки. Были забыты обычные занятия, развлечения, был заброшен даже бассейн. Над костровой площадью развешивали разноцветные шары и гирлянды. Тут же, на скамейках, красили бумажные флажки и фонарики. Повсюду валялись ножницы, картон, фольга, бумага, клей — весь антураж предкарнавальной суеты. Пахло слегка подпаленными волосами.
Но вот грянула музыка, и в парах поплыли первые маркизы и арлекины, красные шапочки и медведи, багдадские шейхи и русские матрешки, черти под руку с гордыми баронессами, Василисы Прекрасные. И тут облегченно вздохнули вожатые — не зря старались.
Даже мне, гостье, взиравшей со стороны на этот бал под луной, маленькие чертенята ласково, но весьма настойчиво надели маску и поднесли костюм черного кота с великолепным хвостом, сделанным из окрашенного в рыжий цвет ковыля.