Казалось, все померкло рядом с этим пушистым рыжим хвостом. Смущенная и счастливая, я ушла переодеваться. Когда, наконец, зеркало отразило плутовскую улыбку маски (а караул чертенят рядом, не убежишь!), я бесшабашно махнула рукой: «Теперь мне море по колено!»
Спасибо, спасибо вам, милые артековские чертенята! Вы подарили мне один из счастливейших дней в моей жизни.
Разве без костюма я вошла бы так просто и естественно в атмосферу всеобщего ликования, разве смогла бы проникнуться ощущением карнавального счастья? Поначалу чертенята опекали меня, но, подметив, что новоявленный кот немного освоился с обстановкой, убежали.
Лишь изредка оказывалась я рядом с ними. Тогда их глаза блестели из-под маски таинственно, лукаво и призывно.
Танец «Знакомство»! Дивный, чудесный, волшебный… Почему взрослые люди не танцуют таких замечательных танцев? Зачем подменяют их примитивным топтанием на месте? Мы же, тридцать пар маркизов, котов и домино встали в круг и под зажигательную музыку танцевали самый удивительный танец в моей жизни: сделав несколько па, нужно было перейти к новому партнеру. Уходя к нему, прежнему следовало сказать на прощание что-то ласковое, доброе, приятное. Чего-чего я только не услыхала в этот вечер!
— Вы прекрасны!
— Как чудесно вы танцуете!
— У вас замечательный хвост!..
Мы самозабвенно танцевали, а над костровой площадью уже повисла юная луна, бросая на деревья, горы и море рыжий отблеск. Рыжим был и свет карнавальных фонарей. Внизу шумело море. Сквозь листву высоких кипарисов оно казалось лунной равниной, исчезающей в таинственной бесконечности. Гремели оркестры. Ни на мгновение не прекращалось веселье. И мне вдруг безумно захотелось, чтобы это празднество никогда не кончалось, чтобы мы навсегда остались такими, как сейчас — влюбленными и счастливыми, чтобы не теряли друг друга из виду никогда. Как прекрасны лица друзей, как оживлен сегодня Билель Баргузи! Обычно глаза у него такие грустные — ведь под израильскими бомбами погибли его сестры.
Светловолосую Лару Абу Гуш ведет под руку один из моих знакомых чертенят. Как легко и грациозно она идет!
Салах танцует с казашкой Айгуль. На ней национальный костюм. Ну, а он, вечно занятый, всегда чем-то озабоченный, конечно же, не успел подготовиться к карнавалу. Но Салах не был бы Салахом, если бы не сумел выйти из любого положения. К своему обычному костюму он добавил лишь одну деталь: на курчавые волосы надел чалму из полотенца — и вмиг преобразился в индийского раджу. А как кокетливо улыбается ему Айгуль!.. Как видны сегодня все их маленькие секреты. А вот кого не узнать, так это Фатин! Любая восточная красавица могла бы ей позавидовать. Маленькая Тахани Идрис, как взрослая, гордо вальсирует с Бурханом. Он поддерживает ее за талию одной рукой. Другая, перебитая прикладом, еще не зажила… На время забыты раны, боль, слезы, бомбежки, кровь. Дети танцуют, веселятся, звонко смеются.
Но кончаются и самые счастливые праздники. Вот затихли звуки прощального вальса. Погасли фонари. Смолкла музыка… Бал окончен.
Марван Абу Гуш идет в спальный корпус пожелать спокойной ночи своей маленькой двоюродной сестре. Я — за ним. Мне хочется поговорить с палестинцами, расспросить их, узнать, понравился ли им карнавал. Марван нежно целует девочку. А я вдруг замечаю ревниво-печальный взгляд Тахани; вот и слеза скатилась на подушку. Она что-то шепчет своей подруге горячо, нетерпеливо. Лара тихо подсказывает мне:
— Она просит вас поцеловать ее и пожелать спокойной ночи. Мама всегда целовала ее на ночь.
Я склонилась над Тахани. Как много может сказать человеческий взгляд!
Я нежно поцеловала ее в глаза, как когда-то целовала на сон грядущий маленькую дочь. Детская кожа ее была такой же шелковистой, волосы пахли ромашкой и чебрецом. Но что это? С другой кровати, рядом, на меня смотрят, да не просто смотрят — зовут к себе глаза Вафы, такие же ревниво-печальные, как у Тахани. Еще грустнее и печальнее. Я молча поцеловала и эти глаза. Потом — другие.
И тут опять не выдержала добрая Тахани. Она поднялась с постели, что-то сказала Ларе, а Лара — мне:
— Целуйте всех…
Перецеловав половину палаты, я спросила Лару:
— Может, хватит?
Но она весело скомандовала:
— Всех, всех, всех… Мамы когда-то их всех целовали на ночь.
Я перецеловала 25 пар глаз, щек, носов. И все они одинаково пахли детством. Кто-то из больших поэтов сказал, что жизнь человеческая состоит из нескольких счастливых мгновений.
В эту ночь я пережила одно из них…