Этель почувствовала дыхание Ральфа на лице — он собирался поцеловать ее. Нужно сказать «нет». Но она только протянула навстречу полуоткрытые губы. Сердце ее усиленно забилось. Все вокруг закружилось и куда-то уплыло, когда руки Ральфа опустились на плечи Этель и он начал целовать ее губы, проникая в нежный рот, передавая ей всю свою страсть и желание.
Тело Этель стало мягким как воск и послушно отвечало на каждое движение Ральфа, приникало к нему.
Разгоряченная кожа ощущала ткань одежды как нечто враждебное, ставшее на пути их желаний. Этель почувствовала облегчение, когда Ральф начал снимать с нее блузку. Но тут бесцеремонно вторглась грубая действительность.
Уже не в первый раз в самый критический момент, действительность проявилась в виде ее дочери. На счастье, прежде чем ворваться на кухню, она крикнула из буфетной:
— Мам!
Ральф успел привести в порядок одежду. А Этель перевела дыхание и вопросительно посмотрела на вбежавшую Фредди. Представляю, как все это выглядит в глазах девочки, подумала она, и щеки ее запылали.
А Ральф невозмутимо стоял у стола, скрестив руки на груди, как будто они просто говорили о погоде.
— Что тебе? — как можно спокойнее спросила Этель у дочери.
— Я… извините меня. — Девочка испуганно смотрела на мать и дядю, вероятно решив, что они опять ссорятся. — Я заперла Руфуса в будке на ночь, — сообщила она наконец Ральфу и тут же убежала.
Этель хотелось избить себя, разорвать на куски Ральфа… Но он, похоже, не считал, что произошло нечто особенное.
— Не расстраивайся, — улыбнулся он, — в третий раз повезет.
Ни чувств, ни мыслей, один секс на уме! — с раздражением подумала Этель.
— Третьего раза не будет, — отрезала она.
— Будет! — Это прозвучало как приговор. — И давно пора понять: как и двенадцать лет назад, это неизбежно.
— Что ты себе позволяешь! — взорвалась Этель.
Ральф рассмеялся каким-то невеселым смехом.
— Двенадцать лет назад это тоже было случайностью, мелкой оплошностью, не так ли?
— Значит, я во всем виновата?
Это уже слишком!
— А что — нет? Я представлял себе все иначе. Я и помыслить не мог, что ты прыгаешь ко мне в постель, обещая «жить со мной и любить меня», — процитировал он, — только затем, чтобы тут же уехать с Артуром в Лондон.
— Все это не так! — простонала Этель, но остановить Ральфа было уже невозможно.
— Именно так! Ты переспала со мной и тут же махнула с ним в Лондон, чтобы вскоре бросить и его. Единственное, чего я не могу понять, — зачем тебе понадобилось так много лет, чтобы рассказать ему о наших с тобой отношениях.
Господи, как можно быть настолько несправедливым!
— Я спала с тобой потому, что была слабой, одинокой и глупой, — честно призналась Этель, — но никаких особых планов не строила. А ты хотел меня потому, что я жена Артура. Тебе было наплевать на то, что я чувствую!..
— А ты хоть раз подумала о том, что я чувствовал? — почти закричал он.
— Да ведь все абсолютно ясно! — Этель тоже сорвалась на крик. — Как только появился Артур, ты тут же спрятался в кусты. Я пыталась поговорить с тобой, но ты ничего не хотел слышать.
— А чего ты ожидала? Тебе внезапно пришло в голову вспомнить свои брачные клятвы. Какое право я имел мешать тебе?
— Я хотела поступить правильно, — прервала его Этель.
Ральф презрительно рассмеялся.
— Тогда скажи, как получилось, что буквально через несколько недель ты бросила и Артура?
Этель легко могла бы все объяснить. Но для этого ей нужно было бы рассказать о Фредди. И она молчала.
— Тогда я тебе объясню, почему ты так поступила, — безжалостно продолжал Ральф. — Ты спала со мной, чтобы отомстить Артуру. И правильно сделала: он заслужил это, и вернулась ты только затем, чтобы самой бросить его, а не быть брошенной им. Тоже понятно. Только не строй из себя жертву.
— Нет, это неправда. — Этель дрожала как в лихорадке. Неужели он совсем, совсем ничего не понял? Две недели, которые они провели вместе, были для нее счастьем, наградой за целый год мучений. Возвращение Артура все разрушило. Ральф даже не попытался защитить их любовь. А она так на это надеялась!.. — Ты был равнодушен ко мне, — тихо сказала Этель и вновь почувствовала старую, казалось бы, давно забытую боль.
— Бедная, несчастная маленькая Этель! — голос Ральфа был полон сарказма. — В это гораздо легче поверить, не правда ли? Оказывается, оба мы и я, и брат, — негодяи… Ну ладно, черт с ним… Возможно, Артур и обращался с тобой, как с дерьмом, но при чем здесь я? Я-то ведь относился к тебе хорошо, Господь тому свидетель.