Свободной рукой он притянул ее к себе, и Джин охотно пошла. Затем он выглянул в коридор:
— Что случилось? Что такое?
— Наверное, сон. Но я никак не могу из него выйти.
— У вас в комнате что-то есть? Вы хотите, чтобы я пошел посмотрел? — И, прищурившись, добавил: — Или, может, вы что-то слышали, а?
— Нет-нет. Ничего. Я думаю, это всего лишь сон.
— Постойте немного здесь, — попросил он, а сам пошел по коридору в ее комнату.
Она стояла, прижимаясь к стене, как ребенок, который старается, чтобы его не заметили. Ей показалось, что он отсутствовал бесконечно долго. Том, должно быть, очень тщательно осмотрел комнату. Джин слышала, как потрескивает дерево оконных рам, — это он проверял, плотно ли они закрыты.
Наконец Шон вышел в коридор, и она так обрадовалась ему, как будто он отсутствовал целый час.
— Все в полном порядке, — доложил детектив.
— Не знаю, с чего вдруг я побежала к вам.
— Это же вполне естественно. Именно для этого я здесь и нахожусь.
Он стоял, глядя на нее, а она подумала: «Мне придется идти туда снова. Вот чего он от меня ожидает».
— Вам уже лучше? — спросил он, пристально вглядываясь в ее лицо.
Она кивнула и подумала, обмануло ли его то, с какой готовностью она кивнула. Скорее всего нет, поскольку глаза у него в раздумье сузились.
— Эта штука вас не пугает? — Он бросил взгляд на пистолет, который все еще сжимал в руке.
— Нет, она мне нравится. Хорошо, что она у вас есть.
— Так-то оно так, но мне не следует размахивать ею, как будто я в каком-нибудь салуне из фильма о покорении Дикого Запада. — Он убрал пистолет.
Шон посмотрел на нее. Потом — на открытую, как бы ожидающую дверь. Потом снова на нее, раздумывая, как лучше всего поступить.
— Хотите вернуться к себе? — как бы для пробы спросил он.
— Не знаю, смогу ли я снова зайти туда. Но я попробую.
— Давайте я провожу вас до двери вашей комнаты?
Они прошли по коридору, медленно, неторопливо, словно преодолели огромное расстояние, а не каких-то несколько шагов.
— Вы сможете там находиться? Не испугаетесь?
Она повернулась, готовая войти. Комната предстала ее взору, все еще населенная остаточными призраками сна, и она невольно отпрянула. От него это, похоже, не укрылось.
— Я немного постою здесь, — сказал он, — пока вы снова не уляжетесь. Оставьте дверь приоткрытой. Я не буду заглядывать.
Он повернулся боком и стоял в дверном проеме, упершись взглядом в стену.
Джин вошла, набравшись смелости. Сбросила с себя одежду и накрылась одеялом.
— Ну как? Теперь все хорошо? — спросил он не поворачивая головы.
— Я не могу, — простонала она вдруг, содрогаясь, как от боли. — Не могу. Все в порядке, пока вы там, и я знаю, что вы там, но как только я подумаю, что вас там нет…
Повернувшись, он увидел, что ее руки умоляюще протянуты к нему, а она даже этого не осознает, ибо стоило ей увидеть, что он повернулся, как они упали. Она была напуганным ребенком, сон унес с собой всю атрибутику взрослого.
Шон размашистым шагом прошел в комнату, на ходу притворив за собой дверь.
— Ничего, — сказал он, — страх пройдет.
Он подтащил стул к кровати и уселся на него.
— Вы меня видите? Так вам лучше?
Ее руки неловко задвигались, она пыталась их удержать. Тогда Шон протянул ей свою руку и почувствовал, как она ухватилась за нее.
Грустная мимолетная улыбка мелькнула у нее на лице. Ребенок и его защитник. Ребенок и его старший брат. Теперь я в безопасности — ты здесь. Теперь могу спать — ты здесь. Всегда должен быть кто-то постарше, помудрее, посильнее меня.
Устраиваясь поудобнее на подушке, Джин повернула голову, глаза ее открылись и на мгновение вытаращились, будто она увидела, как на нее мягкими снежными волнами накатывает безопасность. Веки задрожали, смежились, еще раз раскрылись и, наконец, снова сомкнулись, уже до утра.
В комнате воцарилась тишина.
Он послушно сидел на стуле, подавшись вперед, обе ее руки крепко обхватили его руку в уверенности, что она не предаст.
Каждому нужно за что-то держаться.
Улыбка снова заиграла у нее на лице, да так там и осталась.
Медленно и осторожно он потянулся свободной рукой к торшеру и дернул за шнур.
Его лицо погасло.
Глава 10
Полицейская операция: Доббс и Сокольски
Полицейский монтер явился в семь тридцать — в семь тридцать утра наступившего после реквизирования комнаты дня, с мотком проводки под мышкой, сложенным соответствующим образом и завернутым для маскировки в газету. В другой руке он держал громоздкий ящик, напоминающий большой ящик для инструментов. В нем было подслушивающее устройство.
Он постучал всего раз условным стуком, столь же кратким, сколь и тайным, и, очевидно, легко определяемым, ибо дверь моментально открылась и тут же за ним закрылась.
За ней стоял Сокольски. Доббс скорчился в дальнем углу в позе, которую можно было принять за позу абсолютной скорби. Лицо он сунул в самый угол, словно от кого-то его пряча. Ко всему прочему голова его была опущена вниз, почти скрыта за изгибом плеч. Руки обхватывали затылок, точно у него прострел мышц шеи. Сидел он на собственных пятках. Перед ним уходила вверх, исчезая в потолке, почерневшая труба водяного или парового отопления. Он был так же неподвижен, как йог-индус, только сидел наоборот.
Чтобы никто не слышал их шагов, оба обитателя комнаты разулись, но больше ничего не снимали, даже пиджаков. Шляпу и ту Сокольски не снял. В конце концов, они не дома. Большая желто-белая дырка на пятке омрачала один из носков Доббса, но нисколько не сказывалась на его расположении духа.
— Пока мы ничего делать не можем, — прошептал Сокольски монтеру. — Он все еще дома.
— Дайте-ка мне осмотреться, — сказал гость.
Сокольски указал ему обувь:
— Поосторожней. Там все слышно.
Монтер положил громоздкие предметы на кровать, снял туфли, после чего принялся мягко и вроде как по горячим углям передвигаться по комнате, очевидно выискивая щели или дыры.
Ничего подходящего он, похоже, не нашел. Наконец похлопал по спине скорчившегося Доббса, и тот неторопливо раскрутился в нормальную человеческую форму, хотя явно окоченел от долгого сидения в одной позе и даже хромал.
Добравшись до кровати, он уселся на краешек и принялся растирать занемевшие члены.
— Он встает, — сообщил Доббс. — Я только что слышал, как заскрипели пружины койки. И открыл кран — в трубе зашумела вода.
Теперь уже монтер занял позицию детектива. Немного погодя он выпрямился и вернулся к ним.
Показав большим пальцем на трубу, заметил:
— Она вполне подойдет. Вставлена неплотно, место вокруг нее есть. Я могу расширить отверстие и опустить провод за трубой. Когда он будет включать свет, провод покажется тенью от трубы.
Сокольски сомкнул вместе большой и указательный пальцы в молчаливом жесте одобрения.
— Идет. Действуйте, — прошептал он, потом потихоньку открыл дверь комнаты и вышел без туфель, как и был, на лестничную площадку.
В нескольких местах он заглянул через перила, очевидно проверяя, откуда лучше всего смотреть вниз. Наконец отыскал позицию с удовлетворяющим его углом обзора, положил на перила скрещенные руки, а на них голову и перестал быть одушевленным. Глядя на него, можно было подумать, что он, если нужно, готов пробыть в этой позе хоть целый день.
В комнате Доббс продолжал массажировать затекшие икры. Монтер вручную выпрямлял провод, и моток, висевший у него на руке, быстро уменьшался. На разостланной на кровати газете появились щипцы, плоскогубцы и другие инструменты, разложенные с методической аккуратностью и точностью, что всегда отличает мастера, художника, который любит работу ради самой работы.
Сокольски слегка пошевелился, пригнулся пониже. Это изменение прошло почти незаметно, его можно было принять за иллюзию, созданную тусклым светом, очерчивавшим его столь нечетко. Через несколько секунд, однако, где-то внизу отворилась дверь, и на лестнице послышались жесткие шаги человека, неохотно спускающегося вниз, едва придерживаясь рукой за перила.