Тут же началось соревнование: какая рота или взвод нашей части завоюет право поставить флаг на сопке.
К вечеру все командиры подразделений запаслись красными флагами. Каждый стремился быть первым.
На том же собрании стоял вопрос о приеме в ряды партии.
За несколько дней в моей полевой сумке скопилось тридцать заявлений от бойцов и командиров. Второпях, на клочках бумаги, в перерыве между двумя атаками, были написаны эти заявления.
Люди просили принять их в большевистскую партию.
Об этих товарищах не нужно было много говорить. Они прошли боевую проверку. Под огнем противника, не щадя жизни, они показали свою преданность великому знамени Ленина — Сталина.
Комсомолец Глотов командовал взводом. 2 августа он брал Пулеметную сопку с левого фланга. Во главе взвода он шел бесстрашно, как настоящий большевик, и закидывал японских самураев гранатами. Он был человек большой отваги и преданности.
Мы приняли Глотова в партию.
И таких, как Глотов, было много. За время боев наша партийная организация не редела, а росла. В комсомол же за эти дни вступили почти все молодые бойцы полка.
Старший лейтенант Змеев до собрания не успел подать заявление о приеме в партию. Он передал мне заявление на следующий день, перед самым штурмом Заозерной.
Змеев с виду малозаметный человек. Невысокий ростом, говорит очень тихо, сдержанный. Протягивает мне заявление и говорит вполголоса, отрывисто:
— Хочу в бой итти коммунистом. Если убьют, считайте коммунистом.
— Будем считать тебя коммунистом, товарищ Змеев, — ответил я.
Пожали мы друг другу руки и разошлись по местам.
ПОДГОТОВКА
Ночь перед штурмом прошла спокойно. Часть бойцов стояла в боевом охранении — на наблюдательных постах. Но и остальные не спали. В окопах и просто на траве сидели красноармейцы и командиры, не выпуская оружия из рук. Медленно проходили ночные часы.
Утро началось грохотом орудийного выстрела. Уже рассветало; от сопок длинные резкие тени падали в долину.
Над вершиной Заозерной невысоко поднялась черная тучка и через минуту спала вниз. Это был разрыв снаряда. Наша артиллерия начала подготовку к атаке.
Я видел в бинокль, как рвутся снаряды у японских окопов и батарей. Взлетало облачко земли, а с ним колесо орудия или пулемет.
Японцы заволновались, забегали, стали отстреливаться. Но все гуще ложились наши снаряды вдоль гребня Заозерной, отголоски разрывов эхом докатывались до нас.
В это утро наши артиллеристы показали класс стрельбы. Они вели ураганный огонь по точно намеченным целям. Кажется, ни один снаряд не пропал даром.
Командир артиллеристов старший лейтенант Моисеев нащупал японское «гнездо», склад боеприпасов. И прямо угодил туда снарядом. Рванулись, взлетели на воздух японские гранаты, целая пушка была подброшена взрывом на несколько метров вверх, и, видно, плохо пришлось самураям от собственного своего порохового склада.
Уцелевшие японцы бросились бежать. Моисеев преследовал их метким шрапнельным огнем, пока не уничтожил всех.
Бойцов наших жгло нетерпение, рвались в атаку:
— Скоро ли?
Я, как мог, успокаивал:
— Дайте срок, нужно ведь для нас путь подготовить. Сначала артиллерия разворотит японские окопы, батареи и укрепленные точки, а потом уж пехота пойдет. Чем лучше артиллерийская подготовка, тем меньше мы понесем жертв. Помните, что товарищ Ворошилов сказал: победу надо одерживать малой кровью, беречь жизнь каждого красноармейца.
Но трудно успокоить людей, когда они видят, что на нашей, на советской земле стоят захватчики. Хмурились бойцы, отворачивались, ничего не отвечали.
Уже далеко за полдень было, а канонада все не прекращалась. Солнце жгло, день был на редкость жаркий.
Мы лежали и слушали, как ухают пушки, как протяжно воют летящие снаряды. И вдруг появились новые звуки. Тихое, но явственное гуденье услышали мы откуда-то издали, с севера.
— Самолеты! Ура, самолеты летят!
Они появились из облаков, лежавших на горизонте. Ровным строем летели они, как на парад. Это были могучие, быстроходные бомбардировщики в сопровождении истребителей и штурмовиков. Через несколько минут они уже мчались над сопкой Заозерной на большой высоте.
В какой момент от самолета отделяется бомба, как она летит вниз — уследить трудно. Зато очень хорошо видно, где она упала: столб земли и осколков поднимается на высоту пятиэтажного дома.