В ВОСКРЕСЕНЬЕ
В воскресенье девочки всегда отправлялись с родителями на прогулку или навещали бабушку.
Бабушка жила в деревне.
Туда можно было доехать на автобусе, а то и пешком дойти — от города до деревни рукой подать. Особенно, если идти проселком вдоль лесной опушки. Случалось, сворачивали они и в лес — под деревьями нет-нет да и гриб сыщется или малина с земляникой — в зависимости от того, что когда поспевает.
Надо сказать, то были чудесные прогулки. Но Веронка с Агаткой все равно поминутно жаловались, что у них ноги болят. И папе приходилось по очереди сажать их к себе на плечи или на спину. Правда, случалось, вздыхали они и тогда, когда ноги у них не болели. И обычно обе вместе вздыхали. Тогда одну нес папа, а другую — мама.
Иной раз родители даже сердились. Мама скорей, чем папа, понимала, куда клонят девочки.
— Кто будет вас тащить, вы и прошли-то всего ничего. А уже ноги болят! А ну-ка топайте ножками, да рядышком, рядышком.
И папа, чтоб дело не дошло до ссоры или чтоб просто веселей всем шагалось, срезал для каждого в орешнике палку и говорил:
— Так! Теперь у всех у нас палочки. Они-то нам и помогут. Но чтобы они не устали, мы должны петь им песенку.
— Моя палочка уже устала. — Агатка всегда первая недовольно вертела носом. — Палочка тоже устала. Я таскать ее не буду. И петь ей тоже не буду.
— Ах, Агатка, — сердилась мама, — папа срезал тебе такую хорошую палочку, а ты ее обижаешь.
— Это папа меня обижает. Срезал палку, чтобы меня не носить. А мне не хочется носить его палочку. Мне тяжело носить палку.
— Если тебе тяжело, кинь ее вперед! — посоветовала как-то Агатке Веронка. — Потом поднимешь ее, два шага пройдешь и опять кинешь. Если будешь все время палочку кидать, увидишь, как легко тебе будет идти с ней.
— Палочка потому для тебя тяжела, что ты петь не хочешь, — сказал папа. — А ты научись маршировать с палочкой. Я пойду впереди, а вы за мной. Вы должны идти в ногу и при этом петь.
И папа зашагал еще бодрее. Он первый всегда затягивал песню, и обычно такую:
Вдруг папа остановился:
— Поглядите, девочки, только поглядите на эти пригорки. До чего ж они хороши, наши пригорки! Вон там Грефты, там Великая Кукла, а вон Малая Кукла. А это Колиграмы. А вон видите красивую лужайку, она так и называется Красный Лужок. Когда-то я хаживал на Красный Лужок коз пасти. У нас была всего одна коза, но, когда вспоминаю об этом, чудится мне, что было у нас штук десять, не меньше. А молока совсем не было. Ни от одной. Коза была одна, да и то вместо молока давала молозиво.
— Ты нам всегда про это рассказываешь. И эти пригорки знай показываешь.
— А почему ж мне их не показывать? Я же вырос среди этих пригорков. И на этом Красном Лужку коз выпасал.
— Папа, одну или десять? — спросила Веронка.
— Какое десять! Одну-единую пас. А реши я сосчитать всех этих коз, ей-богу, их и не счесть. Красный Лужок подчас весь был усеян козами. Другие-то ведь тоже пасли. Я и чужих коз иной раз выпасал. А осенью там было море безвременниц…
— Раньше ты говорил, что там были осенницы, — перебила его Агатка.
— Безвременница или осенница — это одно и то же. Да, девочки, летом повсюду здесь были лишь козы и козы. А осенью, хоть это одно и то же, повсюду лишь безвременницы и осенницы.
Папе всегда хотелось подольше полюбоваться лужком и пригорками. Случалось, он так отдавался воспоминаниям, что даже не замечал, какими нетерпеливыми и беспокойными становятся дочки.
Но мама прикладывала к губам палец. И папа, заметив наконец это, оглядывал напоследок пригорки и говорил:
— Ну пошли, детки! Кто первый сбежит вниз, тому от бабушки самый большой пирожок достанется.
У БАБУШКИ
У бабушки весь год хорошо было. И очень красиво.
А сколько водилось всяких зверюшек, но об этом после. Красиво у бабушки было прежде всего потому, что имела она два садика: один цветочный — в нем сплошь цветы, ну а в другом — все что душе угодно. Даже виноград. И, само собой, яблоки и сливы. А виноград был на «побегунчиках», на таких веточках-отростках. Побеги на лозе бабушка всегда называла «побегунчиками». И зимой виноградные гроздья висели на «побегунчиках», хотя зимой они хранились в кладовке, чтоб не померзли. А возле «побегунчиков» висели колбаски и копченая грудинка, которыми бабушка всегда фасолевую похлебку сдабривала. Говорила, бывало: