— Я пока еще не знаю, какие будут яблоки, — говорит дядюшка Яно. — Вырыл их в лесу, под Грабовкой, так что это дикие яблони.
— Дикие?
— Они самые.
— Значит, и яблоки будут дикие?
— А яблоки не будут дикие.
— А в лесу были?
— Эге.
— А здесь не будут?
— Не будут. Потому не будут, что по осени я их привью. Привью их, и все дела.
— По осени?
— Эге.
— А осенью уже будут на них яблоки?
— Чего-чего?
— Будут ли уже яблоки, спрашиваю.
— Осенью еще ничего не будет. Кой на каких, может, и будет. На тех, что побольше, глядишь, какой дичок и уродится, да он никуда не годится.
— А почему?
— Дикое яблочко кислое.
— Кислое?
Йожко умолкает, но минуту спустя снова заговаривает.
— Некоторые любят и кислые яблочки, — говорит он дядюшке Яно.
— Да кто ж кислые любит? — спрашивает дядюшка Яно и при этом морщится так, словно и впрямь надкусил такое кислое яблочко.
— Вот я, например.
— Ну, это ты брось! — смеется дядюшка Яно и морщится еще больше. — Через года два-три у нас яблок будет хоть завались. И маленьких и больших. А иные будут больше, чем козлячья голова.
— И они тоже будут дикие?
— Зачем же? Говорю, что осенью их привью.
— Но ведь это еще долго, — вздыхает Йожко.
— Долго?
— Если бы они уже сейчас были, — вздыхает он снова.
— Угу, — кивает и дядюшка Яно.
— А они правда будут?
— А почему ж им не быть?
— Такие, как козлячья голова?
— Такие. А которые и побольше.
— Если бы уж были, — вздыхает Йожко еще раз.
В ЛЕСУ ТРУДИЛИСЬ ЛЕСОРУБЫ
А пришел Йожко домой, на столе его уже дожидался узелок из маминого цветастого платка. В узелке увязаны были пирожки с повидлом. В красный, без крышки, бидончик налита похлебка. Йожка пообедал на скорую руку, взял бидончик, узелок — и айда!
— Смотри не заблудись! — крикнула ему вдогонку мама, но он уже не услышал.
По деревянным мосткам, переброшенным через грязную речушку, Йожко перешел на другую сторону улицы. Он не спустился вниз по Го́штакам — по проулку, что пересекал деревню, а шмыгнул через Но́ваков двор. А потом еще через зады, потому что так было ближе.
На Нижних лугах повстречалась ему тетушка Ошкериха, она пришла сюда набрать в холстину травы.
— Обед несешь? — спросила она, когда Йожко проходил мимо.
Мальчик только улыбнулся в ответ.
На опушке леса растут здоровущие дубы. Вместо мягкого мха под деревьями высоко подымается прошлогодняя трава, которую сельчане зовут «стариной». Когда случался засушливый год и поля не родили вдосталь сена, крестьяне серпами жали ее, относили домой и откладывали на зиму.
повторял Йожко стишок, который выучил в школе и который теперь ему вспомнился.
В лесу трудились лесорубы. Они пилили деревья, а потом разрезали их на метровые бревна. Проходя по тропе, по обеим сторонам ее мальчик видел длиннющие ряды дубовых поленьев. То ли обыкновенного дуба, то ли чернильно-орешкового. И кора у них одинаковая, и листья одинаковые, Йожко не знал, как их различают. А отец понимал толк во всяком дереве.
— Махнем-ка вон ту ракиту! — сказал отец.
— Которую ракиту? — спросил дядюшка Те́офил.
— Вон ту, у оврага!
— Ты давай ешь, а мы уж как-нибудь и без тебя управимся.
И лесорубы взялись подпиливать ракиту. Мальчику стало жалко ее. Летом она была похожа на вербу, а весной, когда лиственные деревья стояли совсем-совсем еще голые, ракита уже выбрасывала барашки.
ЧЕРЕЗ ЛЕС ШЛА ШИРОКАЯ ТРОПА…
Через лес шла широкая тропа. Летом зарастала она малиной и земляникой. С сосны на сосну перелетал дятел, на дубе рассиживалась кукушка. Стоял лес, в лесу скала, под скалой деревце, под деревцем гриб…
«Ку-ку, ку-ку, ку-ку…»
Йожко шагал по тропе. То в одну сторону подастся, то в другую: а не найдется ли случайно гриб в траве. Мальчик знал, что об эту пору грибы еще не растут, а все-таки мысль о них не покидала его.
«Ку-ку, ку-ку, ку-ку!..»
Йожко оглянулся. В этом году он еще не слыхал кукушки. Даже ушам своим не поверил.
Он поглядел в другую сторону и увидел Геленку.
— Ты чего тут ищешь? — спросила девочка.
— Чего?
— В эту пору грибы не растут, — сказала Геленка.
Конечно, она заметила его еще раньше и, наверно, долгое время следила за ним.