Стало быть, наращивание культурного слоя, углубление смысла жизни каждого отдельного человека через включение его в контекст культуры (еще раз: понимаемой предельно широко, не сводимой к «образованщине»), вхождение духовной, экономической, политической жизни страны в нормальное русло — вот «горизонт» перестроечных процессов, вот что нам дано, вот главная причина, по которой-без интеллигенции, ее мощного интеллектуального и художественного потенциала дальнейшего пути развития нет; вот почему союз с нею имеет для власти государственное значение[13].
Это в первую очередь. А уж роль эксперта, «советника», с улыбкой говорящего истину царям (роль, о которой тихо мечтали многие авторы книги, причем столь разные, как академик Н. Н. Моисеев и Л. М. Баткин), — во вторую. Да и то: сборник как раз продемонстрировал полную неготовности интеллигенции (на момент 1988 года) к этой второй «роли»: неумение загодя просчитывать перспективы нашего развития, предлагать варианты спасительных решений. Все интеллектуалы, участвующие в книге «Иного не дано» (исключая Т. Заславскую и А. Сахарова), лишь анализировали то, что есть, и то, что было. Особенно же эта последовательная ретроспективность ощутима в статьях, названных подобно статье Е. Амбарцумова «О путях совершенствования политической системы социализма», где помимо блестящей критики сложившейся ситуации есть лишь самые общие пожелания на будущее.
Но следует задать вопрос: почему лучшие умы, с легкостью необыкновенной решающие задачи «исторические» (как тут не вспомнить пастернаковское: «Однажды Гегель ненароком / И, вероятно, наугад / Назвал историка пророком, / Предсказывающим назад»), пасуют перед задачами «футурологическими»?Не потому ли, во-первых, что история последних десятилетий приучила нас никогда не загадывать наперед, ибо бабушка надвое сказала и не все коту масленица, а во-вторых и в-главных, столетняя «отставка» интеллигенции от «высших» проблем страны не могла не привести к полной атрофии «предсказательных», «концептирующих» способностей, или, попросту говоря, «государственного мышления». Поэтому когда слышишь из уст руководителей насмешливое «ругают нас здорово, а хоть кто-нибудь предложил бы что-нибудь дельное», с этим соглашаешься — и не соглашаешься. Сама беспомощность талантливо ругающих в славном деле «подсказывания» с задней парты и есть невольная подсказка стоящим у доски: какой должна быть политика, и политика долгосрочная, в отношении интеллигенции. Только многолетняя взаимная открытости двух исторически отчужденных друг от друга сил при твердом разделении их функций сможет заново выработать привычку направлять свою интеллектуальную энергию на продумывание жизнеспособных моделей грядущего, а не на расшатывание идеологических устоев («застоев») настоящего. Поле же обоюдного тяготения образуется по элементарной формуле, которая выглядит парадоксом: единственный способ привлечь интеллигенцию на сторону власти — это не мешать ей быть не с властью, и единственный способ оттолкнуть ее от власти — это запретить ей… быть не с властью.
Сборник «Иного не дано» продемонстрировал и это наглядно. Название статьи академика Сахарова «Неизбежность перестройки», звучавшее в контексте его судьбы несколько неожиданно, было «оплачено» высокой ценой публично оспорить решения по Карабаху, напомнить о мытарствах генерала Григоренко, потребовать немедленного освобождения «узников совести». И это не компромисс, слово «цена» потому не вполне уместно. Это даже не новый «общественный договор», а просто рождение единственно нормальных условий, в которых проголосовать за перестройку или временно примириться с принципом однопартийности (Л. Баткин) вовсе не значит «поддакнуть» сильным мира сего. Только если такое положение вещей сохранится на долгие и долгие годы, нам чего-то можно ждать, ибо скоро хорошо не бывает. (Есть известная шутка: «Английский газон создается просто: нужно стричь и поливать, стричь и поливать, и так двести лет»(…)
В противном случае мы когда-нибудь прочтем стихи — нет-, не по силе, так хоть по настроению — близкие последнему пушкинскому стихотворению, написанному, когда все уже поэту было ясно, — царь «Записку…» отверг, иллюзий не осталось, и приходили на ум строки детски простые, непритязательные, спокойные даже, но от которых — мороз по коже:
13
Правда, власть, даже когда идет на такой союз, продолжает относиться к «высоколобым» бак к некой интеллектуальной обслуге, имеющий право предлагать, но не решать (суть конфликта Горбачева с Шаталиным — тут). (Примеч. 1991 года.)