Но, как и следовало ожидать, именно живому и бойкому перу Александра Казинцева удалось прописать все до логического большевистского итога. В статье с характерным распределительным названием «Четыре процента и наш народ» он не только
— разгромил нынешнее кооперативное движение;
— обнаружил в этом движении «ротшильдовские» черты (что, по-моему, слишком лестно);
— поименно назвал политических «ставленников» новых толстосумов (постоянному читателю «НС» не составит труда реконструировать список);
— не только с поистине ленинской прямотой и в поистине ленинском стиле поставил свой главный вопрос: «за счет кого богатеют богатые, не за счет ли нас с вами и наших тощих кошельков?»;
— но и дал ответ: «Тесно связано неприятие социальной справедливости с проповедью космополитизма».
Так была до конца обнажена схема причинно-следственных отношений, «закодированная» в программе «НС». А именно: космополитизм есть результат отрицания второго, центрального лозунга Великой французской революции — лозунга Равенства. И наоборот: признание этого лозунга влечет за собою патриотизм. Именно так, а не иначе. Социалистический принцип был глубоко укоренен в национальную почву.
Тот же мотив прозвучал и в цитированной статье сурового судии христианской традиции Аполлона Кузьмина: «…социальная справедливость требует, чтобы в вузах были пропорционально представлены все этнические группы Советского Союза». В этой формуле — суть современниковского патриотизма. Не сокровенное созерцание исторических судеб Отечества (хотя и оно: вспомните очерки В. Распутина «Сибирь, Сибирь…»), не скорбное поминовение невосполнимых утрат (хотя и оно: кто читал главы из «Последнего поклона» В. Астафьева в № 6 или «Деревенское утро» В. Белова в № 10 за тот же 1988-й, в том не усомнится); не слезная молитва о воскресении России в Боге, не жесткий счет режиму (хотя и это: «Верните людям их праздники, ярмарки, лошадей, мельницы, землю, то есть — свободу». — В. Солоухин, 1988, № 3); главное здесь — обостренное чувство Справедливости, идея равномерного распределения, спроецированная на жизнь этносов.
Отсюда — и то, что многие принимают за «охотнорядческий» антисемитизм «НС», — его болезненная, какая-то фрейдистская привязанность к еврейской теме. Я не хочу сказать, что среди авторов «НС» нет зоологических антисемитов; есть, и немало[28]; и все же «русское» и «еврейское» здесь чаще всего оказывается псевдонимами «социально-справедливого» и «социально-несправедливого», а все, что публицисты «Огонька» привыкли связывать исключительно с современниковским «шовинизмом», во многом есть превращенная форма современниковского «социализма с национальным лицом», следствие его крайне левой политической ориентации. Причем следствие случайное и поддающееся гипотетической замене. Так, А. Кузьмин или Ст. Куняев (в статье «Палка о двух концах» — 1989, № 6) убеждены в том, что (говоря по-куняевски) «традиционно высокая доля евреев среди специалистов… была и впрямь высокой, а не сообразованной с национальной пропорциональностью, чем противоречила принципу равенства прав всех наций на образование, фактически бесплатное в нашей стране». Но понятие «справедливости» слишком гибко; «Современник» замкнул ее на одном полюсе; кто-то (вослед столь часто порицаемым на страницах «НС» деятелям Октябрьского переворота) замкнет на противоположном — и окажется, что справедливо именно «малым народам» давать преимущество в получении образования, ибо они маленькие, а маленьких обижать нехорошо…
Слагаемые можно поменять местами; сумма от того, увы, не изменится. И потому в принципе я готов представить «НС» викуловского образца отрекшимся от гипертрофированного национального чувства и притом сохранившим узнаваемые черты; представить же его отказавшимся от философии социального равноправия, основанной на чисто арифметическом подходе, от этики «черного передела» и оставшимся самим собой — не могу.
28
Один из самых неприятных примеров — статья Ю. Макунина «Укоротить вандала» (1989, № 4), обращенная против открытой мировому гуманитарному сообществу политики Отдела рукописей ГБЛ 70-х годов (и лично против М. О. Чудаковой и С. В. Житомирской; имена, которые любой профессиональный филолог, вне зависимости от научных и человеческих симпатий и антипатий, обязан произносить с пиететом). И — ставящая под защиту ГБЛовскую библиотечную мафию, которая пришла к власти в 80-х и перевела деятельность Отдела рукописей во вполне справедливое, «процентное» русло. Евреев Ю. Макунин поносит чуть не через слово; о демонстрации «отказников» он пишет так: «Не стану делиться чувством омерзения от этой наглости сионистов, по максимуму употребивших все льготы нашего строя. (…) какой трудяга другой национальности способен выехать из СССР, прогуляться по Вене, Тель-Авиву, (…) а затем, покаявшись, вернуться в СССР?», а в начале и в конце статьи прозрачно намекает на то, что книги и рукописи ГБЛ прямиком уплывают в Израиль… Что ж, и я «не стану делиться чувством омерзения…».