Начал я главу с рекламно-информационной роли, которую отвела священству нынешняя идеологическая ситуация; но ведь не только редкая передача — редкая политическая акция коммунистического режима обходится теперь без участия брадатого мужа в рясе. Никогда не забыть телевыступления одного из самых умных и самых властолюбивых наших митрополитов в канун Прощенного воскресения с проповедью, религиозной по форме, политико-воспитательной во сути. (Смысл ее сводился к призыву не Выходить на демократический митинг 25 февраля 1990 года.) Однако все это цветочки, а начинают уже появляться и ягодки.
Тот, кому по роду занятий приходится проглядывать партийную прессу, замечал: чем «правее» газета, чем яростнее отстаивала год-два назад догмы воинствующего безбожия, тем благостнее сегодня пишет о «церковных традициях». Но при этом от марксизма и «партийности» не отрекается, принципам не изменяет (скорее наоборот). Тон, пожалуй, задает «Литературная Россия»: чем больше в каком-нибудь из ее номеров ладану, тем серпастее и молоткастее он; до того доходит, что перманентно появляющаяся здесь информация о сборе пожертвований на храм Христа Спасителя встает в один ряд с призывом создать Коммунистическую партию России…
Но что «Литературная Россия», если и менее откровенные издания, вроде «Московской правды», начинают проговариваться. В. Лысенко, главный редактор этой, московской четырехполоски, которая в апреле 1990 года властию, убо Московскому горкому КПСС данной, из разряда смешанных «партийно-советских» была переведена в «чисто» партийные, начал установочную статью в первом сугубо партийном номере — чем бы вы думали? Благостными словами о «Пасхе, светлом празднике воскресения, о той народной традиции, которая, несмотря ни на что, не умерла…».
Листаем другие подшивки.
«Семья» защищает православных иерархов от «происков» журналиста Александра Нежного, — в статье, название которой заставляет вздрогнуть не только каждого верующего, но и просто любого человека с чувством стиля, — «Тухлое яйцо к Христову дню…».
«Правда» печатает восторженный, отчет о ратной выставке, где в одном зале были выставлены иконы и — картины художников-грековцев: усталые, но мудрые полковники, мерцающие партийной сединой генералы… И — мальчики-суворовцы с фанфарами на фоне древних ликов…
Откуда же такая назойливая «плюралистичность» у бывших «воинствующих», нетерпимых, однозначных?
В статье В. Лысенко есть формула, в своей непритязательной наивности страшноватая, но дающая некое подобие ответа: «Дело, конечно, не в усилении религиозного чувства и не в подыгрывании ему, а в нашей общей потребности почувствовать себя сопричастными прошлым поколениям, их духовной культуре…» Вот почему оказалось ныне возможным сочетать несочетаемое — «коммунистичность» и «церковность»: вот в каком «тигле» расплавлены они: в тигле возродившейся национально-государственной идеи, которая окончательно оторвалась от благородных славянофильских исканий и слилась с идеологией III Интернационала! Да, в новых, условия Церковь действительно заинтересовала «наших плюралистов». Но не как таковая, не как оплот Православия, даже не как поддающаяся адаптации идеология, но как — символ. Символ чего: то такого, что дороже и власти, и карьеры, ибо дает шанс коммунистической идее выйти из кризиса, видоизмененной, но столь же коммунистической по существу. Стоит ли после сказанного удивляться, что религиозную газету «Московский церковный вестник» согласился возглавить коммунист и атеист, не собирающийся отказываться от своих убеждений? Все чаще и чаще вспоминаются мрачноватые (для меня мрачноватые, для автора как раз весьма радостные) прорицания Г. Шиманова о том, что очень скоро КПСС будет вынуждена преобразоваться в ППСС, — в Православную Партию Советского Союза. Коммунистическая идея, одетая в православные одежды!.. Что может быть страшнее, что — нелепее? Но таков «плюрализм в действии» — то страшное, антихристово смешение всего со всем, утрата определенности, «теплохладность», уклонение от непреклонного «да» или «нет», о невеселых последствиях которого нас предупреждали две тысячи лет назад.