В воскресенье, ровно через неделю после второго просмотра "Горбатой горы" Барух отправился на тот же сеанс в третий раз. Он должен был убедиться в своей догадке, и он в ней убедился. Перед ним разворачивалось все то же действие, сменялись все те же картины, но он смотрел фильм совершенно другими глазами. Эннис дел Мар и Джек Твист уже не были двумя заигравшихся мальчишками, мечтавшими трахнуть случайную бабенку, или, на худой конец, овцу – на его глазах зарождалось нечто большее, настоящая привязанность. Отношения, которые прервались осенью у подножья Горбатой горы, но по воле случая, судьбы, провидения, Творца, наконец, возобновились через четыре года – любовь, перед которой нет преград, которая сильнее семейных уз, сильнее оков пуританского общества, сильнее смерти, наконец.
Последние полчаса он едва видел экран, слезы застилали глаза. Нет сомнения в том, что не было никакого несчастного случая – Джека Твиста убили, забили насмерть монтировками, как принято поступать в Техасе с изгоями, в точности как арабские братовья убивают не в меру свободолюбивых сестер.
Какое чувство, какой отклик может вызвать простая сцена гор с двумя едущими бок о бок на лошадях ковбоями, не говорящими друг другу ни слова? Все и ничего. Для них это целый мир, их мир, в котором нет места обману, предательству, лжи, подлости, мелкой корысти – только мужская дружба, перерастающая в сумасшедшее влечение, в любовь, которой нет равной в мире, разорвать которую может лишь смерть, тусклый фиолетовый штемпель DECEASED на вернувшемся письме. Как же он был наивен всего неделю назад, когда подумал, что история Энниса и Джека – всего–навсего ошибка, случайное совпадение времени и места, как у Борьки и Саньки. Как много стоит за кадром: NO INSTRUCTION MANUAL NEEDED! Керен, подумал Барух, сразу почувствовала, что между Эннисом и Джеком есть что–то гораздо большее, чем просто случайное юношеское баловство, а он, по глупости своей, посчитал их отношения просто ошибкой.
Одиночество.
У Энниса дел Мара после смерти Джека Твиста никого не осталось на свете, только бывшая жена и две дочери, которых он не видит. У Баруха тоже есть жена и две дочери, но, несмотря на это, он почувствовал себя страшно одиноким.
В кинозале он оскандалился. Если неделю назад Барух выключил телефон и забыл его включить, то сегодня он забыл поставить его хотя бы на неслышный звонок. Естественно, посреди фильма телефон громко заиграл, и Барух поспешно нажал на кнопку. Поспешно – не то слово, он нажал на зеленую вместо красной, потом, тихо чертыхаясь под громкий храп и ржание лошади Энниса, сразу же на красную.
– Конь звонил дважды, – насмешливо бросила Керен, цитируя бородатый анекдот.
Барух понял, что если начать сочинять, то будет только хуже.
– Я еще раз ходил смотреть "Горбатую гору".
– И в прошлое воскресенье тоже?
– Да, и в прошлое воскресенье – тоже.
– OK.
Керен повернулась и ушла обратно в кухню готовить ужин. Баруху было ясно, что она не поверила ни одному его слову. Вот и говори после этого правду. Надо было соврать что–нибудь про день здоровья с катанием на лошадях, звучало бы гораздо правдоподобнее, чем три раза подряд смотреть один и тот же фильм, что на него совершенно не похоже.
A slow corrosion worked between Ennis and Alma, no real trouble, just widening water.
Барух почувствовал себя не в своей тарелке: Керен подумала неизвестно что, и было совершенно непонятно, как разрулить эту ситуацию. Хуже всего, что правда такова, что совсем на правду не похожа, правдой не звучит и за правду не принимается. Дело – швах. Не slow corrosion, а прямо–таки wide water, real trouble. И как на зло – эта чертова работа тоже сидит занозой в его голове, чего никогда не бывало.
В их давно и хорошо отлаженном производстве вообще редко действовали в режиме "свистать всех наверх". Барух приложил к этому немало усилий, во многом из–за того, что не желал торчать вечерами на работе. Он сделал из своего отдела отлично смазанный, четко работавший механизм, но все равно, в руководстве оставалось какое–то скрытое недовольство. Барух долго не мог понять, какое, пока не пришла на помощь Керен, молодой современный до мозга костей менеджер.
– Ты, конечно, все правильно делаешь, но без пиара.
– Да на кой черт он нужен, этот пиар, если все и так знают, что я делаю, и что у меня все в порядке.
– Представь на минуту, что не знают, забыли, что бы ты сделал?
– Рассказал бы.
– Ну рассказал бы, а через месяц все опять все забыли.
– Еще раз расскажу.
– И прослывешь занудой.
– Так что, по–твоему, я должен сделать?
– Провести пиар-кампанию, которая запомнится надолго, а лучше – навсегда.
– Например?
– Например, безотказнее всего действуют Десять Заповедей.
– В смысле: не возжелай сотрудника своего на рабочем месте своем?
– Не совсем так, но близко.
– А поточнее?
– Хочешь поточнее – записывай все, что делаешь ты и твои ребята в течение месяца, то есть абсолютно все, включая мелочи. А через месяц поговорим.
Через месяц Барух притащил распечатку своего рабочего дневника, и Керен углубилась в работу. Она исключила повторы и выписала все на одном листе короткими фразами. Получилось двадцать три пункта.
– Вычеркивай все незначительное, о чем и говорить не стоит. Помни, наша цель – десять коротких лозунгов из двух–трех слов, максимум шесть.
После вычеркивания осталось пятнадцать.
– А теперь объединяй.
– То есть?
– Ну, выбери предложения, близкие по смыслу: видишь, одна и та же фраза, поставь предлог "и", и можно обойтись одним предложением вместо двух.
– Все равно остается одиннадцать.
– Так вычеркни какую–нибудь фигню, не жалей.
– Ладно...
– Читай, что получилось!
– Напоминает "Моральный Кодекс Строителя Коммунизма", – Барух вспомнил плакат, висевший в прачечной у Санькиной мамы.
– Не вижу юмора, читай вслух.
Барух, давясь от смеха, зачитал свои "заповеди":
1 "Этика в работе"
2 "Порядок и чистота"
3 "Откровенность и прямота"
4 "Точность и ответственность"
5 "Скромность"
6 "Готовность исправлять недостатки"
7 "Уважение законов и стандартов"
8 "Уважение чужих прав"
9 "Любовь к работе"
10 "Экономия средств"
– И что с этим bullshitbingo дальше делать?
– Проведи собрание коллектива, зачитай, напиши протокол, разошли начальству, а на какой–нибудь праздник, лучше всего на Песах, вылезай на трибуну и читай всей фирме. Одновременно закажи красиво оформить в рамочке экземпляров так... двадцать – один оставь себе и повесь в офисе, а штук пять раздай высокому начальству, да своего не забудь.
– Смеяться будут.
– Не будут, вот увидишь, а скажут: "Как мы, дураки, сами не догадались". Потом к тебе будет паломничество: выпрашивать рамочки для украшения кабинетов.
Керен была абсолютно права по всем пунктам, вплоть до паломничества – с тех пор Баруха оставили в покое, а его Десять Заповедей висели даже в вестибюле и в столовой. "Правильная девочка" была всегда логична и последовательна, она никогда не теряла голову, вот и сейчас это ее демонстративно равнодушное "ОК" прозвучало предупреждением: "Как скажешь, но берегись, я не верю ни одному твоему слову".
А как заставить ее поверить в очевидное, Барух не знал. Более того, Барух больше не знал, что для него самого являлось очевидным, а что нет. Неделю назад очевидным было одно, и он ничего не понял ни в фильме, ни в рассказе Энни Пру, а через неделю, такую длинную неделю, он начал что–то понимать в своей жизни. Фильм ворвался в его сознание, вытащил на поверхность его прошлое, запрятанное глубоко внутри, заставил задуматься над тем, что было и чего не было, и теперь ему казалось, что это "чего не было" – непростительное упущение, что он, сознательно или нет, лишил себя какой–то очень важной составляющей жизни.