Приглядевшись к Михаль, Барух понял, что она несомненно отличается не только от своих товарок, но и от окружавшей их толпы. Ее на первый взгляд простенькая одежда была весьма дорогой. Да и волосы, прическа, весь образ Михаль был не то что бы с израильской улицы. И ей явно доставлял удовольствие тот взгляд, которым Барух скользил по ней сверху вниз, и уперся в черные на высоком каблуке босоножки.
– Чу,– сказала Михаль.
– Что?– не понял Барух.
– Джимми Чу, – она усмехнулась и, видя его полное недоумение, махнула рукой.
Беседа подруг тем временем переключилась с обсуждения окружающих на парад гордости в Иерусалиме. Шири даже мысли не допускала, что его запретят, или просто отменят в последний момент.
– Это будет взрыв, – сказала Орли.
– Вот–вот, давно пора взорвать этот Иерусалим! – подхватила Шири. – Вместе с Бней Браком! Эти гады должны понять, что кончились средние века.
– Давно пора.
– Чтоб они сдохли там все от злости.
– И вообще, это наше право – проводить парад там, где мы захотим.
– Конечно! Хотят они того или нет.
– Плодятся, как мыши.
– Я бы вообще этим скотам размножаться запретила, а уж пособия бы точно не платила.
Было заметно, что подружки явно навеселе. Барух подумал, что они загрузились чем-нибудь посерьезнее, чем экстази, да еще замешали с алкоголем. Орли так и липла к Шири: она обнимала ее за талию, лезла, как нетерпеливый подросток, под короткие шортики, скорее напоминающие мини-юбку, целовала ей шею и грудь.
Михаль, прикончив коктейль, потянула Баруха танцевать. Сначала они лениво передвигали ноги совсем не в такт быстрой музыке, но потом разошлись и движения стали резче. Медленных танцев здесь не признавали, только быстрое, очень быстрое и совсем быстрое техно, но когда музыка в очередной раз стала просто быстрой, Михаль прижалась к нему. Барух не помнил, когда он в последний раз танцевал, а с Керен он, похоже, вообще никогда не танцевал. Они ходили на бесконечные свадьбы своих сотрудников, но казенная атмосфера не вызывала желания танцевать, и они оба, не сговариваясь, оставались сидеть за столом или убегали домой, если стерпеть музыку и меню не было никакой возможности.
– Шири просто ненавидит досов, – наклонился Барух к ее уху.
– Конечно, ведь она сама из их среды.
– Ну да?
– Была...
– Как это?
– Она жила в интернате для религиозных девочек, и полюбила свою соседку.
– Да ну...
– Не веришь? Их обоих выгнали с треском после того как застали в одной постели.
– В интернате для религиозных девочек?
– Да. Только все быстро замяли – так для всех удобнее. Никому таких скандалов не нужно. Шири после этого сбежала, пробыла какое-то время в убежище для женщин. Потом ей предложили перейти жить в киббуц.
Они вернулись к бару, и Барух принялся выуживать из карманов монеты.
– Alwaysinside? – насмешливо спросила Михаль.
Барух в первый момент не понял, что она имела в виду овальный прозрачный фирменный брелок с запаянным в него микропроцессором. Он лишь запоздало улыбнулся, показывая, что оценил ее шутку.
– Орли пьет сок, – напомнила Михаль.
Держа в каждой руке по бокалу, они вернулись к спутницам.
– ...Да я все готова отдать, только чтобы посмотреть на их рожи, когда какой–нибудь добропорядочный сосед принесет отцу газету с моей фотографией. – Шири пританцовывала под музыку от возбуждения и предвкушения.
– О чем это она? – спросил Барух Михаль.
– Она хочет, чтобы ее фотография с парада гордости попала в газеты, чтобы семье досадить.
Барух пригляделся к Шири повнимательней – совсем молодая девчонка, лет восемнадцать, только накрашена так, что выглядит старше. Ну и детский сад, подумал он.
– А стоит ли? – осторожно спросил он, – кому от этого будет хорошо?
Шири повернулась к нему и посмотрела на него в упор.
– Мне от этого будет хорошо! Или этого мало?!
– Только ради мести смешать с дерьмом всю семью?
Глаза Шири сузились, она опрокинула в себя содержимое бокала и отшвырнула его в сторону.
– Что ты знаешь об этом, – сказала она тихо, то есть совсем не тихо, просто музыка заглушала ее слова. – Они разрушили мою жизнь, мне еще нет и девятнадцати, но уже все. Все кончено.
– Так–таки кончено? Пойдешь в армию, будешь как все.
– Как все, – Шири фыркнула, – меня в армию не берут.
– Почему?
– Потому что я – дебил.
– Ты не похожа на дебила.
– На призывном мне дали какие–то вопросы заполнить, а я никакого понятия ни о чем не имею, как Маугли из джунглей, телевизор в шестнадцать лет увидела в первый раз.
– Они что, в школу тебя не отправили?
– Куда отправлять–то? В какой класс? Пришла училка ихняя, задала пару вопросов, головой покачала и ушла, только ее и видели. Большое спасибо маме–папе, что читать–писать научили. Ах да, еще немного считать.
– А школа?
– Школа! Ортодоксальная школа для девочек. Самая лучшая! А лучшая, потому там ничему не учат, так, продолжение детского сада.
Барух посмотрел на Шири с сомнением.
– Ты думаешь, никто про это не знает, в минпросе, в правительстве? Знают, все знают, только никто связываться не хочет. Каждый норовит с ними коалицию сделать, чтобы спокойно бабки делить.
– Чему–то все–таки учат?
– Конечно! Как чулнт готовить, как субботу блюсти, только чтобы еда для мужа была. Как его ублажать, что говорить, когда мужу, вынь да положь, трахаться вздумалось, а тебе, дряни такой, не хочется Господни заповеди исполнять.
– Ладно, ладно, – Орли снова обняла Шири и потащила ее в гущу танцующих.
– Пойдем, я тоже хочу танцевать, – снова прижалась к нему Михаль.
Поначалу Барух попробовал дергаться в такт музыке. Куда там – темп был так высок, что не стоило и пытатьтся. Он пригляделся к танцующей перед ним девушке: вот кто чувствовал себя как рыба в воде. Она двигалась так, как ей того хотелось без всякой оглядки на музыку, ведомая лишь собственным внутренним камертоном. Баруху этот темп пришелся по душе, и они принялись отплясывать в одном ритме. Он не сводил глаз с Михаль, пытался копировать ее па. Это получилось легче легкого – Михаль не скакала, а едва двигалась, очень грациозно покачивая плечами и бедрами. Ноги в легких туфельках на тончайшем каблуке, казалось, оставались на месте.
Через какое–то время танец захватил его. Исчез внешний шум, ее внутренняя музыка передалась и ему. В теле появилась легкость, усиливаемая легкостью движений его спутницы, они как бы настроились на одну волну, глядя друг другу в глаза. Барух поймал себя на том, что впервые в жизни получает наслаждение от танца. Он перевел взгляд на ее бедра, и ее бедра хотели его. Он посмотрел на ее грудь, и ее грудь хотела его. Расстояние между ними стало постепенно сокращаться. Сначала они соприкоснулись руками, потом бедрами. Потом Михаль прижалась к нему – если он хотел изменить позу, то она покорно подчинялась: сначала его рукам на талии, потом его рукам на нейтральной полосе между маечкой и джинсами, потом его рукам, исследующим внутренность джинсов. Ее бедра, ее грудь неуловимо двигались, раскрывались, желали этого контакта, подчинялись его воле. Михаль нашла своими губами его губы и поцеловала его так, как целуют давнего любовника.
– Слушай, это реальная история? С Шири?
– Вполне реальная, – Михаль прижалась к нему еще крепче.