Малышка еще не знала букв. Но девушки-партизанки выучили ее нараспев, по слогам произносить лозунги, написанные на доске.
Дети сидели, удобно опершись руками о землю, и ждали. Малышка, совсем как учительница, поочередно оглядела учеников и, привстав на цыпочки, ритмично ударяя веткой по строчкам на доске, принялась «читать».
Тхань, Хиен и Ань, раскрыв рты, настороженно водили глазами за указкой, точно каждый из них боялся, что буквы с доски вот-вот прыгнут в рот соседа, а он останется ни с чем.
Малышка старательно отчеканивала каждый слог:
— Про-го-ним, прогоним а-ме-ри-кан-цев, прогоним американцев! Начали!
Дети хором повторяли.
Хиён не поспевал за сестрами.
Ань, толстушка с румяными щеками, без конца вертелась, но умудрялась повторять быстрее всех.
Тхань, которая и сидя возвышалась над ней на целую голову, недовольно косилась на сестру из-под длинных ресниц. Она умела все делать по дому, а с тех пор как научилась различать на слух, какой летит самолет и далеко ли стреляют, присматривала за младшими, пока Малышка относила маме срочный пакет. Сейчас Тхань сидела тихо, широко открытыми глазами смотрела на доску и, нараспев повторяя слоги, теребила прядь волос на виске. На коленях у нее по-прежнему сидел маленький брат, который вслед за старшими и сам стал что-то лопотать.
Бабушка Шау, видя, что они занялись игрой, поставила варить батат.
— Ох-ох-ох, а ваша мама, когда ей было столько лет, сколько вам, — бормотала она, — нанималась в услужение к чужим людям, ей-то батата поесть не удавалось...
Налетел ветер, пальмовые листья задрожали над головами ребят. Снова раздались разрывы бомб и грохот орудий, но они тут же растворились и исчезли, так и не сумев одолеть прекрасное величие неба.
И вновь стали слышны детские голоса, старательно выговаривающие слоги, будто сожженная врагом школа перекочевала сюда, в прохладную тень пальмы. Здесь в погожие вечера старый Шау, муж бабушки, плел верши и читал детям стихи. Здесь же собирались вернувшиеся после боя партизанки — подвести итоги и перекусить. И каждый день на стволе пальмы появлялись новые раны от снарядов и бомб врага.
Ствол сплошь был в ранах, их рваные края виднелись даже на старых, потемневших следах от пуль тэев. Едва успевали отбить врага, от пороха были еще черны дороги в деревне, а Малышка и дети уже вытаскивали новые пули, застрявшие в пальме, и относили их оружейнику.
Тень пальмы, вот уже столько лет дарившая прохладу клочку земли перед домом, сейчас скользила по спинам детей.
В солнечные дни пальма, казалось, еще выше уходила в небо. Листья ее слегка шевелились и были похожи на распущенные волосы, которые только что вымыли и сушат под солнцем. На стволе, подсыхая, радужно блестели капли дождя, и царапины как будто принимали цвет загара.
— Про-го-ним, прогоним а-ме-ри-кан-цев...
Белые буквы чуть дрожали в ярких лучах солнца.
Вешая доску, жители Тамнгая не подозревали, что здесь будет «класс». Днем, в перерывах между бомбежками и обстрелом, дети снова и снова затевали эту игру.
Урок был всегда один и тот же, но ребята каждый раз находили в нем что-то новое и удивительное.
Частенько бабушка Шау, ворча, выносила корзинку с бататом, чтобы «класс» подкрепился, потому что мамы опять не было дома. Иногда посреди урока Хиён, который не выговаривал еще отдельные буквы, вдруг выкрикивал «Меликанцы, меликан-цыI» — и тогда все дружно заливались смехом.
А как-то раз Тхань заметила на той стороне канала дядю Хая из уездного комитета, который давно уже наблюдал за ними и смеялся.
Малышка вдруг почувствовала себя настоящей учительницей, с ноном и камышовой корзинкой в руке.
Но ведь учительница должна что-то говорить своим ученикам.
Она склонила голову, набок и задумалась, потом радостно улыбнулась, чуть вздернув верхнюю губу:
— Дадим отпор врагу, как мама, понятно? Вы так можете?
— Ага... — кивнула Тхань, мотнув «конским хвостом», и маленький брат у нее на руках тут же схватил его и стал совать в рот.
— Хиён тоже может, Хиён пойдет с мамой, — заторопился мальчик и хотел привстать, но Ань крепко обхватила его.Нет, я пойду с мамой и буду носить патроны! — заявила она.
— Мама моя...
— Нет, моя!
Как ни старался Хиён, ему никак не удавалось вырваться из цепких рук сестры, оба даже побагровели от усилий.
Бабушка Шау позвала их есть, но Малышке не хотелось кончать урок, и, повысив голос, она продолжала «читать». Ань, побоявшись отстать, тут же выпустила Хиена. Он сразу перестал хныкать и принялся старательно вторить Малышке.