— А где он сейчас?
— Ушли с Ман на собрание. — Мама поджала губы. — Все собрания да собрания. Можно подумать, что от них рис уродится.
Я вступился за сестру и за Сунга:
— Не говори так. Они взрослые, у них и должно быть много собраний.
Однако в глубине души я был обижен на Сунга. Жаль, что не остался вечером дома — и с Сунгом бы встретился и не напугался бы до смерти.
Я выпил чашку настоя из листьев родомирта, чтобы побыстрее прошла усталость, и, помявшись немного, спросил у мамы:
— Привидения взаправду бывают?
Она засмеялась:
— Вот услышала бы твоя сестра, тебе бы досталось от нее!
— Но ты же сама рассказывала про храм!
— Да нет, я просто так, пошутила. Это старики все сочиняют. Какие теперь привидения, вон в селе как многолюдно, любое привидение испугается!
Значит, мама тогда просто пошутила! Но я все же забрал Рыжика в кухню и, раздув там огонь, чтоб было посветлее, внимательно осмотрел щенка — уж не привидение ли это. Я добросовестно помял ему все четыре лапы, но они на ощупь оказались теплыми и мягкими, совсем такими, как надо, и шел от них настоящий щенячий дух.
— Кто же принес тебя в храм? — спросил я щенка, поглаживая его по мягкой спинке.
Рыжик тихонько тявкнул в ответ на мои слова. Я бросил ему немного остывшего риса, и он тут же принялся есть, повизгивая от удовольствия. Только теперь я по-настоящему успокоился и позволил ему устроиться на ночь у моей постели.
Засветив лампу, я прошел к загону для уток, все проверил и запер, повторил уроки на завтра и, только закончив все, тихонько пробрался через дыру в заборе во двор к Шеу. Укрывшись в зарослях бананов, я заглянул в дом через окно и увидел, что Шеу лежит на кровати рядом с сыном. Пушинка дремала на веранде.
Ну и ну, только что по заборам в храме лазал, а теперь вот домой вернулся и тоже без дела валяется! Верно дедушка Той говорит: «Шеу — бездельник, и вообще про его проделки молчать нельзя».
Я вернулся домой, лег и раскрыл книгу. Обязательно дождусь сестру, расскажу ей про то, как наш сосед лазил в храм, и подговорю выследить его. «Кто же все-таки привязал Рыжика и кто провел его в храм? Что за стук и голоса я слышал там? — думал я, рассматривая картинки в книге. Может, это место сбора и дележа добычи шайки воров? Ну, а история с Рыжиком — как тогда её объяснить? Обязательно нужно дождаться сестру, она, наверное, поможет разобраться. А если нет — спрошу у Сунга, у дедушки Тоя...»
Уже во сне я услышал голос Ман и сразу же открыл глаза. Я хотел позвать ее, но услышал такое, что тут же закрыл рот. Сестра, едва войдя в дом и увидя маму, которая подкручивала огонь в лампе, спросила:
— Щенок дома?
— Убегал куда-то, — ответила мама, — а потом вернулся. Вечером Шао дал ему поесть, и он сейчас спит у него под кроватью. Где ты была так поздно? Скоро уж петухи петь начнут!
Мама даже не стала дожидаться ответа сестры и тут же легла спать, она и спрашивала-то больше для порядка. Сестра прошла к мосткам у пруда, вымыла ноги и тоже легла спать.
Вот теперь мне все ясно. Рыжик был в храме вместе с Ман, иначе сестра не спросила бы «дома ли щенок». Но зачем она брала его с собой?
Чем больше я думал, тем более запутанными казались мне таинственные события, происходившие в храме Трех сестер.
На следующий день первыми, кого я встретил у школы, были Хоа, Тханг и Быой. Хоа издалека улыбалась мне и махала рукой:
— Шао, привет! Ура, Шао!
Тханг и Быой тоже хором прокричали мне «ура».
— Чего это вы меня вдруг прославляете? — удивился я.
— Молодец, сообщил вовремя, и милиция нашла самогон! — как всегда захлебываясь, затараторила Хоа.
Ах, вот они про что! Только моей в этом заслуги нет. Я просто был с дедушкой Тоем.
— Сунг нам только что все рассказал,— похвасталась Хоа. — Он сказал, что наши пионеры должны у тебя учиться сознательности. Правда, Быой?
— А меня дедушка Той лягушачьим мясом угощал, так вкусно! — сказал я. — Давайте сходим как-нибудь за лягушками?
После уроков мы с Хоа возвращались вместе. Подождав, пока пройдут остальные, я шепнул:
— А что я знаю!
— Что?
Я рассказал ей все, что произошло вчера. Услышав о том, как Шеу перелезал через забор храма, Хоа насторожилась и несколько раз переспросила: «Правда? Правда?» Но когда я стал рассказывать о Ман и Рыжике, она только протянула:
— Ах так?
— Как ты думаешь, что делала в храме Ман? — раздраженно спросил я.
Она ответила что-то совсем невразумительное и тут же заговорила о другом. Что же это такое? Похоже, что она что-то знает, но скрывает, не хочет мне говорить. Если бы я знал, что она такая, ни за что не стал бы ей рассказывать. Чего я только для нее не делал — и змея давал, и ловушки для птиц, и курятник выстроил, а вот пожалуйста — стоило ей только узнать чуть больше меня, как она тут же задрала нос. Вот противная! Ну хорошо же, дайте мне только разведать, что делали в храме Трех сестер Шеу и моя сестрица, и тогда... Уж Хоа-то я ни в чем не собираюсь уступать. Пусть не думает...
Вечером, после ужина, я снова пролез через дыру в заборе и заглянул в дом Шеу. Ни его, ни Пушинки не было. Видно, уже ушли. Я вернулся домой и увидел, что сестра тоже куда-то собирается. Я ни о чем ее не стал спрашивать, но сел у двери и решил ждать.
Сестра повязала голову косынкой, взяла косарь, которым всегда пользовался отец, и, завернув его в обрывок тряпки, пошла к воротам. Рыжик тут же кинулся следом за ней. Дома только сестра и я давали ему еду, поэтому он всегда вертелся возле нас.
Ман оглянулась и, заметив, что щенок увязался за ней, шлепком прогнала его обратно в дом и плотно закрыла за собой калитку. Она закрывала ее так старательно, просунув снаружи руку через отверстие, что мне стало ясно — она не хочет, чтобы Рыжик шел с ней. Теперь я понял: вчера Ман тоже не хотела брать с собой щенка, он побежал сам.
Неясно было другое: зачем Ман понесла с собой косарь? Я знал, что он очень острый и обращаться с ним нужно с большой осторожностью. Мой отец в два взмаха может срубить им молодое деревце соана. Когда недалеко от нашей деревни еще стоял пост тэев, отец прятал этот косарь в бочке с половой. «Если только кто-нибудь к нам сунется,— говорил он,— может заранее распроститься с тем, на чем носит шляпу!» Отец очень дорожил косарем и пользовался им только в самых необходимых случаях. Тому, кто брал косарь без спроса, очень доставалось от отца. Если Ман, идя в храм, взяла его с собой, значит, ей угрожает какая-то опасность. Я перепугался. Ни отца, ни мамы дома не было — кому мне обо всем рассказать? Не раздумывая больше, я вскочил, достал из письменного стола ножик, рогатку, десяток «пуль» из обожженной глины и сунул все в карман.
С тех пор как учительница строго-настрого запретила нам баловаться рогатками, моя рогатка лежала в ящике стола без дела. И вот сегодня представлялась возможность снова использовать это грозное оружие: если такая «пуля» попадет в голову врага, то умереть он, конечно, не умрет, но шишка будет здоровая! А перочинный ножик я взял на тот случай, если придется биться врукопашную.
Уже совсем стемнело. Я привязал Рыжика возле загона для уток и вышел на улицу. Пройдя часть пути, я вдруг подумал, что хорошо было бы обо всем рассказать Сунгу, чтобы он пошел со мной, так будет вернее. И хотя вчера я дал зарок, что больше никогда не пойду к нему, сейчас я забыл обиду и думал только о сестре. Больше всего я боялся, как бы ей не пришлось драться с Шеу. Сестра у меня хоть и сильная, но с Шеу ей не справиться.
Сунга я не застал, его тетка сказала, что он только-только ушел. Даже не дослушав ее, я выскочил из дома и стремглав помчался к храму Трех сестер. При воспоминании о вчерашнем по спине начинали бегать мурашки. Но мысли о сестре придавали мне отваги. Мне было очень жалко сестру. Она так хорошо обращалась со мной в последнее время. Всегда оставляла самый вкусный кусочек и помогала решать трудные задачки по арифметике. Теперь у меня ответ всегда сходился, и наша учительница несколько раз меня даже хвалила.