Когда я увидел приемы Сунга, я понял, что в этом деле он мастер больше, чем Шеу.
Вот было бы здорово, если бы он научил меня, чтобы я мог победить Быоя! Мне очень хотелось тут же попросить об этом, но я побаивался его. Я ведь не знал, так ли хорошо он относится ко мне, как Шеу. А вдруг его рассердит такая просьба? И все же он, выходит, славный парень!
Сунг отпустил меня, сделал какой-то неизвестный мне выпад рукой и стал одеваться. Он сказал, что идет к моей сестре. Мы пошли вместе. По дороге он все время рассказывал разные истории о борцах.
Я слушал его внимательно, но все же на душе было неспокойно. Зачем он идет к нам? Правда ли, что у него есть дело к Ман? Наконец я набрался храбрости и попросил:
— Не говорите ничего моему отцу, ладно?
— О чем не говорить?
— Как я подрался с Сыонгом. А то мне здорово достанется. И сестре тоже не говорите!
Сунг, смеясь, похлопал меня по плечу:
— Ладно, никому не скажу. Обещаю!
— Пожалуйста! А я вам птиц наловлю, выбирайте любую...
— Если ты даже и не подаришь мне птицу, я все равно никому не скажу. Но раз уж ты ловишь птиц, то подари одну. Хорошо бы птичку-белоглазку, моя маленькая сестренка их любит. Когда я был такой, как ты, я тоже ловил птиц, иногда, бывало, сразу штук двадцать воробьев поймаешь...
Ага, значит, он и птиц ловить умеет. Воробьев ловят сеткой. Я видел, как птицеловы охотятся за воробьями. Они рассказывали, что иногда в сеть попадает сразу по пять-шесть штук. Шеу очень любит жареных воробьев, мне они тоже нравятся, такие вкусные! Их мясо ничуть не хуже голубиного. Я только хотел позвать Сунга как-нибудь сходить половить птиц, как он вдруг спросил:
— Ты очень боишься своего отца?
— Еще как! Если он узнает, что я опять дрался...
— Ну, а от Ман тебе тоже достается?
— Да нет, не очень... Так, иногда даст подзатыльник. Только вот я не люблю, когда она обличать начинает.
— Как «обличать»?
— А она все перечисляет: и какой я ленивый, и что я балуюсь часто, не слушаюсь, и специально так громко кричит, чтобы отец услышал.
— Ну, а если я сейчас попрошу Ман, чтобы она больше не ругала тебя и не рассказывала ничего отцу?
Как бы это было хорошо, если бы он на самом деле это сделал!
Сунг то и дело задавал мне вопросы. Я рассказал ему все: и про то, как мне было грустно оттого, что меня не приняли в пионеры, и про охоту на хомяков, и про Восточное озеро, и как я ушел за птицами, не построив загона для утят, а Заячью Губу унесла лиса; как бегал за вином для Шеу, а ребята поймали меня, и Хоа ославила меня как пьяницу, и что теперь я собрался на Восточное озеро к дедушке Тою просить денег на другого утенка.
Я то и дело посматривал на Сунга, стараясь понять, сердится ли он, но он все кивал головой и расспрашивал о Шеу, а слушая мой рассказ о нем, иногда чуть хмурился.
— Выходит, тебе Шеу больше всех нравится? — спросил он вдруг.
На что я тут же ответил:
— Конечно, больше всех!
И Сунг рассмеялся. Я так и не понял, самому ему нравится Шеу или нет? Мне-то они оба очень по душе пришлись. Правда, Шеу чуточку больше, чем Сунг. Зачем Сунг сказал про моего отца, что тот самый отсталый в нашей деревне? Разве хорошо это? Но я, конечно, не настолько глуп, чтобы расспрашивать его, почему он так сделал...
А в общем-то, с ним было очень интересно разговаривать, и я даже не заметил, как мы дошли до самого дома. Мамы и отца не было, нас встретила одна Ман. Она сразу же налила чай, угостила Сунга, и они принялись что-то обсуждать. Говорили они очень долго. Сидя в соседней комнате, я слышал, как Сунг иногда упоминает мое имя, и тогда мне становилось не по себе. Но он, кажется, не выдавал меня, иначе сестра уже давно бы раскричалась, она мне ничего не спускала.
— Да, ты прав, я перед Шао очень виновата,— услышал вдруг я.
Ну что ж, если так, то хорошо. Если она и в самом деле собирается признать свою неправоту, то я это только приветствую. Должна же она понять, что слишком часто мне от нее достается, слишком часто она на меня отцу жалуется и вообще не интересуется моими школьными делами и совсем мне не помогает. Только вот что-то не слышно, чтоб она все эти недостатки признала. Пока что доносится только что-то вроде «мало внимания», «воспитание в семье», «обязательно выберу для него время» и тому подобное. А это мне не так-то уж нравится. Что, если она опять даст мне подзатыльник? Потом Сунг еще что-то говорил про Шеу, но так тихо, что мне ничего не удалось расслышать.
Да и вообще я не люблю подслушивать. Может, Сунг похвалился, что его приемы борьбы лучше, чем приемы Шеу? Но тогда бы Ман обязательно рассмеялась!
Я взял книгу — пора приниматься за уроки. Нам задали стихотворение, нужно обязательно его выучить, не то ребята из нашего звена сразу начнут меня стыдить, а может, еще и желтый флажок на парту поставят — тогда позора не оберешься!
Сунг еще долго обсуждал с моей сестрой какие-то дела. Неожиданно он заговорил так громко, что мне было отчетливо слышно каждое слово:
— Да, верно, они еще слишком консервативны, мало кто нас поддержит. Но для молодежи нет ничего невозможного. Начали, так будем продолжать! Ты-то согласна?
Я представил, как Мaн решительно кивнула. Интересно, что за дело они с таким жаром обсуждают? Но как я ни ломал себе голову, я никак не мог догадаться.
Сунг ушел, и почти сразу же после этого вернулся мой отец, а с ним появился и Шеу. Они о чем-то громко разговаривали на ходу. Войдя в дом, отец замолчал, сердито швырнул мотыгу в угол и, усевшись на кровати, несколько раз с силой затянулся из трубки. После него трубку взял Шеу и тоже сделал несколько длинных затяжек. Оба долго молчали. Видно, что-то случилось, и никому не хотелось первым начинать об этом разговор.
— Да, отказаться никак нельзя, — сказал потом отец.
— Может, оно и так, — ответил Шеу. — Вы сейчас в кооперативе — это все равно что буйвол, которого в плуг впрягли: куда погонят, туда и пойдете. Это вот я единоличник, меня никто заставить не может.
— Ну вот еще, меня-то тоже никто не заставит, — раздраженно заметил отец. — Если дело говорят, так я слушаю, а нет — так я всяким глупостям потакать не собираюсь!
Шеу сердито вытаращил глаза:
— Я им честно сказал: хотите прокладывать дорогу — прокладывайте, только уж моего поля не троньте! Нечего портить! И вот пожалуйста, вчера гляжу — притащились и обмеряют межи, там несколько девиц было и эти парни. Я ведь просил: нечего меня «освобождать», не хочу! Если они свои плечи пока не могли освободить, то чего о чужих заботиться!
Он помолчал немного и продолжал:
— И все из-за этого «активиста». Сегодня «ценная инициатива», завтра еще одна, не менее «ценная». Вот моему деду и отцу просто жилось: шею в плуг — и пошли пахать! Ни о какой «рационализации» и минутки не было подумать, попросту бы тогда с голоду сдохли. Зато теперь рты набить есть чем, да и для собраний времени хоть отбавляй, не знают, чем заняться, вот и придумали эту «рационализацию», всех порядочных людей только запутали.
Отец задумался, потом спросил:
— Ты не слышал разговоров про то, что наша молодежь какую-то тележку придумала, чтобы удобрения не на коромыслах носить, а возить? Говорят, раза в четыре быстрее получается?
Шеу пренебрежительно скривил губы:
— А, тачка! Ну, просто тележка куцая, что ли, в каких раньше свиней на рынок возили. Если с ней неосторожно обращаться, опрокинется и человека и удобрения угробит! В жизни не видал, чтобы удобрения на тележках для свиней возили! Такое только от нашего «активиста» и услышишь... Если вам делать нечего, можете всей семьей отправляться ему на помощь — выравнивать дорогу для его тележки!
Ман, которая после ухода Сунга сидела на крыльце и чинила старые корзины, слушала этот разговор молча. Всякий раз, когда к нам в дом приходил Шеу, Ман или делала вид, что не замечает его, или хмурилась, сердито глядя себе под ноги. Она никогда не вмешивалась в их разговоры, хотя эти беседы ей никак не могли нравиться: какие-то слухи, болтовня о соседях и тому подобное. Однако на этот раз, едва Шеу замолчал, она отложила в сторону корзину, нахмурившись, повернулась к ним и сказала: