Хошгельды оказался на редкость запасливым человеком. Он извлек из своего мешка и термос с чаем, и банку кислого молока, и банку со сливками, и свежий чурек. За завтраком он спросил Бахар, будет ли она еще работать сегодня.
— Если ты будешь, то и я буду, не хочу отставать от тебя…
— Нет, работать, пожалуй, хватит, пусть и садоводы потрудятся. Важно было им только показать. А вот если хочешь, обойдем другие виноградники.
— Будет так, как захочешь ты, — просто сказала Бахар.
— А я хочу знать твое желание.
— Если бы ты считался с моими желаниями, то все было бы иначе… Но ты делай, как хочешь, я готова идти за тобой.
— Ты жалеешь, что вместе со мной работала сегодня? — недоумевая спросил Хошгельды.
— Я не о работе говорю, — грустно произнесла Бахар.
— Поверь мне, Бахар, что в моей душе никогда не было намерения обидеть тебя.
— Ну, ладно, не будем об этом. Обойдем лучше молодые посадки.
Они обошли новые виноградники и лишь к вечеру вернулись домой. По дороге Хошгельды рассказал Бахар о семейной жизни Вюши. Девушка весело смеялась, когда узнала, что Вюши назвал себя и Таджигюль влюбленными колхозной эпохи.
Когда они расстались, Хошгельды подумал про себя:
"Сегодня Бахар так устала, что завтра она уже не пойдет со мной…".
Но на другое утро Бахар пришла еще раньше.
В Туркменистане картофель сажают два раза в сезон. Первый раз ранней весной, а второй раз летом, в жаркую пору. Сегодня предстояло отобрать лучшие клубни для посадки, причем самые крупные из них разрезать на части, не повредив глазка.
Хошгельды и Бахар вышли из поселка и, обойдя сады, направились к стоявшему в поле, крытому соломой, сараю, в котором хранился картофельный семенной фонд.
Здесь уже собрались колхозники — три женщины и четверо мужчин. Бахар присоединилась к ним. Хошгельды показал, как отбирать и разрезать клубни. Бахар укладывала их в ящики, потом помогала выносить в поле.
На следующий день Хошгельды повел Бахар на хлопковые плантации. Уже не боясь показаться скучным, он рассказал девушке о том, как перестраивают они в колхозе систему поливов и какие прекрасные результаты дали в прошлом году опытные участки, на которых работали бригады Курбанли и Овеза. А теперь, когда по-новому орошаемых участков стало больше, урожай, конечно, значительно увеличится.
Бахар стала ежедневно сопровождать Хошгельды в его обходах. Чтобы не стеснять своего друга и не выглядеть гуляющей по полям бездельницей, она всегда присоединялась к колхозникам, понаблюдав раньше, как они работают. Хошгельды с радостью отмечал, что Бахар не боится никакого труда.
"Человек, выросший в колхозе, должен чувствовать себя хозяином и в поле, и на огороде, и в саду", — думал Хошгельды, и он вскоре убедился, что Бахар именно так и чувствует себя.
Однажды, проходя по садам, они встретили Таджигюль.
— Как дела, Таджигюль? — осведомился Хошгельды.
— Спасибо, все хорошо… Только вот мой Вюши последнее время исчезает куда-то, — смущенно добавила она. — С вечера уходит, говорит, что к тебе, а возвращается на рассвете и заваливается спать.
— Ты не волнуйся, милая, — сказал Хошгельды. — У нас с ним действительно спешное дело, и заниматься им приходится по ночам. Так что Вюши тебя не обманывает.
— Я ему во всем верю, только меня смущала такая таинственность. Поэтому я тебя и спросила.
— Бывают и от жен секреты, — улыбнулся Хошгельды и подумал про себя: "Молодец Вюши, даже жене не проговорился. А если бы рассказал, что подстерегает в виноградниках вора, сразу бы успокоил ее, но нарушил бы обещание".
— Я уверена, что у вас чисто деловые секреты, — сказала Таджигюль и, попрощавшись, ушла.
— Как приятно смотреть на таких людей, как Таджигюль, — вздохнул Хошгельды. — Как она любит Вюши, как она о нем заботится!
— А как же может быть иначе? — удивилась Бахар. — Жена так и должна относиться к мужу:
— Не в том дело, должна или не должна. Она любит его, потому так и относится.
— И не только потому, что она его любит, а потому еще, что и он ее любит, — сказала Бахар, став сразу очень серьезной. — Я уверена, что он никогда не писал ей таких резких писем, как ты мне, — тихо добавила она.
— А ты какие письма писала? — с досадой проговорил Хошгельды.
— Я очень боялась, что тебя связывают намерения моих родителей, и хотела доказать свою независимость, — призналась Бахар.
— Ты не знаешь, как мучила меня своими письмами, — впервые прямо заговорил о своих чувствах Хошгельды. — Но я не хотел, чтобы ты знала об этом, не хотел, чтобы ты жалела меня, и потому изо всех сил старался писать как можно сдержаннее.