Оба плаката привлекали всеобщее внимание, и задолго до начала собрания возле них толпилось много народу. Там возникали споры, оттуда доносились возбужденные голоса, кто-то из комсомольцев, водя по схеме палочкой, давал пояснения, тщетно стараясь ответить всем интересующимся. В сторонке, под деревом, о чем-то оживленно разговаривали секретарь райкома и директор МТС.
По всему чувствовалось, что сегодня в колхозе необычный день, что вот-вот должно решиться нечто значительное и важное. Торжественность обстановки подчеркивали устилавшие всю площадь ковры, на которых группами располагались колхозники.
Когда все расселись, у стола появился Чары Байрамов. Открытое партийное собрание, посвященное будущему артели "Новая жизнь", началось. Выбрали президиум, и за столом заняли места уважаемые всеми люди.
Председательствовал знатный бригадир овощеводческой бригады Курбанли Атаев. По левую руку от него сидела заведующая ковровой мастерской Гозель Клычева, по правую — Акмамед Дурдыев, привычным жестом положивший перед собой лист бумаги для протокола. С ним рядом, обводя зорким взглядом собравшихся, опустился на стул Чары. — Покген оказался между Ягмыром и директором МТС Строгановым.
Председатель предоставил слово для доклада агроному колхоза товарищу Пальванову.
Хошгельды, стараясь не обнаружить волнения, взял указку и подошел к плакатам. Он еще раньше задумал, что если увидит на собрании Бахар, то все пройдет успешно. Но Бахар нигде не было видно.
Одернув по привычке полотняный китель и пригладив волосы, он заговорил. Собственный голос показался ему слабым и невыразительным. К тому же Хошгельды никак не мог найти для себя нужного положения, чтобы, разъясняя схему, не загораживать ее от слушателей. А народу собралось так много, что он даже боялся взглянуть в ту сторону и обращался все время к президиуму. Только когда Чары сделал ему незаметный знак рукой и указал глазами на площадку, он пересилил себя и повернулся липом к собравшимся. И тут Хошгельды сразу увидел Бахар.
Похудевшая и утомленная, с необычно серьезным лицом, сидела она среди ковровщиц, внимательно слушая его и, видимо, не замечая, что он на нее смотрит. Рядом с ней он увидел ее подругу — дочь секретаря парторганизации Нартач Байрамову.
Хошгельды знакомил собрание со стоящими перед колхозом задачами, сопоставляя их с реальными возможностями нынешнего дня.
— …Вот эти зеленые пятна, вот тут, внизу, — говорил он, водя по бумаге указкой, — это наши виноградники. Как вы сможете механизировать их обработку, — обращался он к колхозникам, — если сады разбросаны среди строений и дувалов. Да туда ни одна машина не подступится! А если и подступится, то ничего сделать не сможет, так беспорядочно и густо все там растет…
И тут же пояснял, какие преимущества дает механизированная обработка по сравнению с ручной в смысле повышения урожайности и труд скольких людей заменяет одна машина.
— А вот эти кривые линии — улицы нашего селения, — продолжал Хошгельды. — Все мы любим его, здесь мы родились и выросли. Но вы видите, как оно рассекает колхозные плантации на две части и не позволяет нам создать единую оросительную сеть. А из-за этого мы не можем как следует напоить водой многие гектары пустующей земли. Но даже там, где вода имеется в избытке, куда ей открыт доступ, там мы тоже используем ее неразумно. Взгляните на эту сетку арыков. Каждый такой квадратик — это орошаемый участок. Размер его — как правило, — от двух до трех гектаров. Казалось бы, хорошо — вся земля впитывает в себя влагу — от арыка до арыка рукой подать. А на деле выходит, что трактору тут и пройти негде, тесно ему здесь. Получается, что вода вступила в спор с машиной. Как же нам помирить их? А помирить их необходимо, без этого мы не двинемся вперед.
Хошгельды вытер платком лоб и перешел к правому плакату.
— Тут, как вы видите, уже совсем другое. Виноградники и сады слились в единый большой массив. Лозы и деревья тянутся длинными ровными рядами, между которыми трактор свободно пройдет из конца в конец. Пройдет и виноградный плуг, и садово-виноградная машина. Значит, и нам легче будет, и урожай увеличится.
Теперь Хошгельды уже чувствовал себя более уверенно. Изложение собственного проекта увлекло его, он видел, с каким интересом и вниманием слушают его односельчане. Голос его звучал звонко, в мыслях появилась ясность, в словах — простота, в движениях — свобода. Вот и Бахар кивнула ему одобрительно, и Овез сделал выразительный жест рукой — здорово, мол! А Вюши, даже на собрание пришедший со своим ружьем, стоял под деревом, раскрыв от восторга рот.