И вот однажды к Покгену явился Ходжам-ага. После расспросов о здоровье, он сказал:
— Елли послал меня к тебе договориться о дне свадьбы.
— Вот поправлюсь немного, — ответил Покген, — и наметим подходящий денек.
Ходжам-ага пожелал ему скорейшего выздоровления, призвал на помощь всех святых и удалился.
Покген кликнул жену.
— Как там наша дочь, закончила ковер? — спросил он.
— Нет еще, — кротко ответила Дурсун.
— Если не закончила, то потом успеет, — решил Покген. — Ведь ты же до сих пор с ней не поговорила!
Дурсун тяжело вздохнула и направилась в комнату дочери. Покген подошел к двери, чтобы услышать их разговор.
Дурсун-эдже что-то тихо говорила дочери, но что именно, Покген разобрать не мог. Он услышал только, как Бахар засмеялась и уверенно произнесла:
— Это невозможно!
Дурсун-эдже не успела еще ничего возразить, как Покген растворил дверь настежь.
— Как так невозможно! — воскликнул он. — Мы же тебе добра желаем!
— Нет, отец, — склонив голову, спокойно возразила Бахар. — Я уже дала слово человеку, которого я люблю. И он меня тоже любит. Я вам не скажу сейчас, кто это, но можете считать, что ваша дочь уже замужем?.. Признаться, мне непонятно, как мог ты, старый коммунист, разговаривать о моем замужестве, не спросив меня?
— Самовольничать вздумала!.. — возмутился Покген.
— Отец, я своему слову не изменю, — твердо стояла на своем Бахар. — Это — человек достойный, поверь мне. И как только станет возможно, мы объявим о нашей свадьбе…
— Безобразие! — рассердился Покген. — Не спросясь отца-матери… Опозорила меня перед всем народом.
На этом разговоры о свадьбе и кончились.
Покген уже почти оправился после болезни. Он не привык так долго сидеть без дела, руки требовали работы. Ему уже разрешили понемногу выходить из дому, и он вздумал чинить сарай. Когда Покген попытался снять с петель расшатавшуюся дверь, он почувствовал острую боль в сердце и, не в силах устоять на ногах, со стоном опустился на землю.
Подавленная всем происшедшим, Бахар выбежала на улицу.
— Вюши, миленький! — обрадовалась она, натолкнувшись на приятеля. — Беги скорее за доктором, отцу плохо.
Вскоре пришли Громова и Чары.
Докторша, которая в первое время вызывала у Бахар неприязненное чувство, теперь все больше и больше нравилась ей. Она держалась скромно, приветливо и, видимо, очень любила свою профессию.
Надежда Сергеевна оказала Покгену помощь и осталась дежурить возле него на всю ночь. Чары тоже ушел лишь на рассвете, когда больной почувствовал себя лучше.
— Давайте это лекарство и не позволяйте больному вставать, он еще от прежней болезни не оправился, — говорила, уходя, Надежда Сергеевна. — Мне пора на медпункт, а вечером я опять зайду… Да вы не расстраивайтесь, — утешала она Дурсун и Бахар. — Ничего опасного нет, главное сейчас — полный покой…
Покген лежал молча, но лицо у него подобрело, и он даже ласково поглядывал на Бахар.
Узнав об отказе Бахар, Елли не на шутку разозлился. Все приготовления к пышному тою пошли прахом, и теперь его возмущало все и вся. Даже то, что бараны, которым предстояло распроститься с жизнью, не ведая того, получили отсрочку.
Чтобы узнать поточнее о положении дел, Елли поспешил наведаться к башлыку.
— По какой причине опять слег? — деловито осведомился он, увидав Покгена в постели.
— У него вдруг случился сердечный припадок, — со слезами в голосе ответила Дурсун.
Но Елли отнесся недоверчиво к такому внезапному заболеванию.
"Скорее всего Покген просто пожалел о своем обещании и притворился больным", — решил Елли.
Покген не раскрывал рта, и Елли вскоре ушел. Он еще долго вспоминал презрительный взгляд, каким его окинула сидящая возле отца Бахар, и сердце его готово было лопнуть от досады.
На протяжении десяти дней Покген находился в тяжелом состоянии, но потом дело понемногу пошло на поправку. Громова приходила ежедневно и все больше и больше покоряла Бахар своим вниманием к больному и мягкостью своего характера.
— Только ничем его не раздражайте, — каждый раз говорила, прощаясь, Надежда Сергеевна. — Пусть он не думает сейчас о работе, о делах…
— Дурсун-эдже всячески старалась исполнить советы доктора.
ПАКЕТ ИЗ РАЙОНА
Зима приближалась к концу. Стоял один из последних холодных дней. С утра порошил снежок. Он тихо падал на и без того плотный снеговой покров, укутавший землю.
По главной улице поселка торопливо шагал, направляясь в контору, Елли Заманов. Как всегда в зимнее время года, он был в хорошо сшитой офицерской шинели и хромовых сапогах. Через плечо у него висела полевая сумка.