Когда их группа, обходя вокруг ятака, достигла противоположной его стороны, перед стариком неожиданно, будто выросла из-под земли, появилась одна из четырех овчарок. Она преданно смотрела на Дурды-чабана, ласкалась к нему и приветливо махала хвостом. В этом месте бугры расступались, открывая подход к ятаку.
Дурды-чабан глянул в ту сторону и двинулся дальше, а собака осталась стоять на том же месте. Немного погодя из темноты появилась вторая овчарка, а еще дальше — третья. Все они жались к старику, а он только ласково произносил: "Мой Акбай…", "Мой Каймаз…", "Мой Гоплан…" — и проходил мимо.
И четвертая овчарка внезапно вышла откуда-то из темноты. Когда она приблизилась, Дурды-чабан резко остановился и сказал:
— Волки недалеко. Видите, мои псы уже караулят их путь.
По его указаниям расставили капканы, с приманкой из вяленого мяса, а потом, отойдя немного поближе к ятаку, он сам указал каждому охотнику его место.
— Волки будут подползать на животе и прятаться за любой бугорок, — предупреждал старик. — Перед тем как спустить собак, снимите с них веревки, чтобы не мешали драться. Да не подстрелите, случаем, пса — цельтесь осторожнее…
Все разошлись по местам и развели возле своих постов маленькие костры, а Овеза послали к шатру, чтобы условными сигналами оповестить соседей о появлении врага.
Только Овез тронулся в путь, как далеко на востоке, в той стороне, где располагалось правое стадо, к небу взметнулось пламя. Оно прорезало холодную мглу тревожным багровым отблеском, и вскоре ухо уловило — или это лишь так казалось — протяжные автомобильные гудки. Очевидно, заглушенные расстоянием, они еле-еле доносились сюда, с трудом преодолевая дующий им навстречу ветер. Эти сигналы, возникшие среди ночи в темной пустыне, возвещали о том, что в правом стаде тоже обнаружили хищников и призывают на помощь.
Овез в нерешительности остановился.
— Как же теперь быть? — произнес он, повернувшись к старику.
Хошгельды тоже ждал, что скажет Дурды-чабан.
А старик, поглядев в сторону багрового зарева, не смог сдержать досады по адресу тех чабанов:
— А я их считал опытными пастухами, как же они могли так обмануться? Зачем это они?.. Вот уж, поистине, у страха глаза велики…
— Дурды-ага, вы уверены, что волки ходят именно вокруг вашего стада? — прямо поставил вопрос Хошгельды.
— Сын мой, Хошгельды, волки наметили это стадо и с вечера бродят вокруг нас, — твердо сказал старик. — Ты взгляни на моих собак, они хоть и не видели еще зверя, но точно знают, с какой стороны он появится. И мне это так же ясно, как солнце в голубом небе.
— Тогда мы не можем отсюда уйти, — заключил Хошгельды и обратился к Овезу. — Иди и делай свое дело.
Овез побежал к шатру и сразу скрылся из глаз. Дурды-чабан стоял на месте и ворчал, выражая недовольство соседними пастухами, их собаками, и почему-то снова заведующим фермой. Потом он спохватился и стал обходить посты, поучая молодых людей.
— Главное не теряться, — говорил он. — Как только собаки сцепятся со зверем, торопитесь им на помощь и пускайте в ход любое оружие. И уж тут надо быть проворнее самого волка… Эти гелекурты что делают — схватят вдвоем барана и бегут от собак. Один забрасывает жертву себе на спину, а второй на бегу пожирает ее. Потом меняются. Да, другого такого свирепого и жадного зверя не сыскать…
По ту сторону ятака, на вершине холма, блеснул огонек. Сначала он был похож на мерцающую в темноте гнилушку.
Но через некоторое время огонек вспыхнул, разгорелся и превратился в крстер, возле которого обозначилась фигура человека. Он двигал руками, хлопотал, суетился, исчезал и снова появлялся.
Это был Овез. Добежав до шатра, он схватил охапку, сена, сунул ее под кучу хвороста и поджег. В ту же минуту стала подавать сигналы полуторка. Свет как бы состязался со звуком, и свет победил, потому что вскоре бушующее пламя достигло нескольких метров высоты. Оно, казалось, лизало своим беспокойным языком самое небо, и его можно было увидеть с такого расстояния, куда не достигали гудки машины. Белый дым клубами поднимался от костра, тянулся за ветром и, выйдя из освещенного круга, сразу исчезал в темных просторах.
Огонь стал таким ярким, что отблески его отвоевали у мрака дальние холмы, и они словно приблизили к ятаку свои мерцающие снегом склоны.
А возле костра теперь появилась еще одна фигура, которая суетилась еще больше, чем первая. Это Вюши, радуясь свету, вертелся возле пылающих сучьев, раздувал и без того жаркое пламя и время от времени забавно приплясывал от охватившего его восторга.