Кругом воцарилась тишина. Стоявшей поодаль Бахар казалось, что все слышат, как громко бьется у нее сердце. Она взглянула на свою руководительницу и поняла, что Гозель-эдже тоже до крайности взволнована предстоящим решением, настолько, что она незаметно отошла в сторонку и присела на стул.
Члены комиссии посовещались и попросили ковры двух мастерских повесить обратно.
— И эти тоже заодно уберите, — указал председатель на ковры Гюльсум-эдже.
Остались три ряда, но через некоторое время один из них отодвинули в сторону.
— Третье место, — догадался кто-то из людей опытных в таких делах.
Теперь предстояло сделать выбор между двумя мастерскими двух издавна соревнующихся колхозов — "Светлый путь" и "Новая жизнь". Красивая гелин, представительница "Светлого пути", от волнения не находила себе места. Наконец она не выдержала, присела возле Гозель-эдже и спрятала голову у нее на груди. Так они сидели не двигаясь, пока члены комиссии подробно обсуждали их работу, особенно расхваливая ковер, вытканный Бахар. Прошло минут десять, прежде чем комиссия пришла к окончательному выводу.
— Первенство присуждается мастерской колхоза "Новая жизнь", которой руководит товарищ Клычева, — громко провозгласил председатель, положив руки на ковры Гозель-эдже. — Лучшим признан ковер, выполненный мастерицей Бахар Оразовой.
Раздались аплодисменты, потом какие-то выкрики, но Бахар уже не могла разобрать, что там происходит, потому что сама не заметила, как выскользнула за дверь, и пришла в себя, только очутившись во дворе.
Но вот в зале водворилась тишина, и она прильнула к окну.
— Второе место заняла мастерская колхоза "Светлый путь", — председатель назвал фамилию красивой гелин, и та принялась радостно тормошить Гозель-эдже.
А Гозель-эдже, казалось, приросла к стулу и смотрела куда-то вдаль. У нее перед главами проходили вереницей дни, полные неустанного труда, целый год, посвященный любимому делу. Сколько было хлопот с молодежью, сколько терпения и настойчивости пришлось проявить ей. И вот пришла заслуженная награда!
Комиссия удалилась для оформления результатов соревнования. Публика тоже стала расходиться. Зал постепенно пустел.
Красивая гелин из "Светлого пути" нежно поглаживала ковер, вытканный Бахар, и, не скрывая своего восхищения, говорила, обращаясь к Гозель-эдже:
— Наши ковры не уступят вашим. Но этот! Недаром он признан лучшим. Ах, как он прекрасен!
Гозель-эдже согласилась с ней:
— Да, если бы не Бахар, результаты могли бы быть иными. А где она, кстати?..
Тут к ней подошла с поздравлениями Гюльсум-эдже и отвлекла ее мысли. Гозель-эдже подумала было, что седоволосая женщина лишь воспользовалась случаем, чтобы продолжать свои нападки. Но вид у Гюльсум-эдже был смущенный, и слова поздравления звучали искренне.
— Ты не сердись на меня, Гозель, — говорила она. — Я была неправа и вела себя недостойно. Мне у тебя учиться надо, а я возомнила о себе много и тебя даже в колдовстве заподозрила. Что же делать, если ты и впрямь волшебница, — улыбнулась Гюльсум-эдже.
— Приезжай к нам, посмотришь, как мы за станками ворожим, — дружелюбно отозвалась Гозель-эдже. — Приезжай да девушек своих прихвати. У них глаза молодые — мигом все схватят.
— Спасибо, обязательно приеду!.. А сейчас пойду перед комиссией извинюсь. И что это на меня сегодня напало — сама не знаю? — удивленно сокрушалась Гюльсум-эдже. — Старая я — вот у меня в душе черные нитки со светлыми переплелись, никак распутать не могу… — грустно развела она руками. — Все от этого, наверно…
А Бахар уже стояла теперь на крыльце, окруженная толпой почтительно глядящих на нее девушек. Ей бы давно уже полагалось вернуться в зал и помочь Гозель-эдже свертывать ковры, но здесь было так хорошо и привольно, так весело светило весеннее солнце, так легко слетали с языка шутки и так манила уходящая вдаль дорога, что никак невозможно было заставить себя уйти.
Только когда к зданию клуба подъехала машина и шофер "Новой жизни" помахал ей из кабины рукой, она вбежала в зал, расцеловала свою наставницу и быстро связала ковры в удобный тюк — все, кроме своего, который должны были отправить в Ашхабад на областную выставку.