— Да дочь моя, — говорила по пути домой Гозель-эдже, — если бы не твой ковер, не видать нам первенства. У тон гелии из "Светлого пути" есть чему и нам поучиться…
Солнце уже заходило, когда машина въехала в селение и остановилась у дверей мастерской. Все ковровщицы высыпали на улицу и, как это принято в таких случаях, закричали:
— Волки или лисицы?
— Волки, волки! — успокоила их Бахар. — Первое место за нами!..
Девушки бросились к своей руководительнице и вынесли ее на руках из машины. А она только указывала на Бахар и тщетно силилась объяснить что-то.
ВЮШИ В ЖЕНСКОМ ЦАРСТВЕ
Прошло несколько дней. Ликование ковровщиц уже улеглось. Для Бахар снова потянулись трудовые будни с напряженной работой в мастерской, с вечерними занятиями дома.
Сегодня она, как всегда, с самого утра не отрывалась от дела и только в полдень глянула на большие стенные часы.
— Ещё пятнадцать минут можешь спокойно ткать, — сказала она себе, — а потом часы сами заговорят…
В помещении мастерской было тихо, только слышались неизменные удары гребня, привычно позвякивали ножницы, да изредка соседки обменивались короткими замечаниями. Все были поглощены работой. Мерно двигались руки и в такт им подпрыгивали на натянутой основе разноцветные клубки. Пестрые одежды девушек, красочные орнаменты, яркие мотки ниток — все это придавало мастерской нарядный вид.
Орудуя гребнем, Бахар думала о предстоящих экзаменах. Летом она во что бы то ни стало перейдет на очное отделение и с осени уедет в город, чтобы в будущем году закончить институт. Жалко, конечно, бросать мастерскую, где она добилась таких успехов, и с подругами расставаться не хочется, но завершить образование надо. А, может быть, это и к лучшему — уехать отсюда и не видеть больше Хошгельды. Он даже не удосужился поздравить ее. Надежда Сергеевна и та поздравила, а Хощгельды…
Впрочем, какое имеет отношение одно к другому. Бахар поймала себя на том, что подумала так по привычке, просто потому, что когда-то от кого-то слышала о женитьбе агронома на врачихе. Это было давно, с тех пор многое изменилось, слух этот заглох, да и Надежда Сергеевна уже месяца два как переехала от Пальвановых и живет отдельно. Почему же она, Бахар, избегает Хошгельды, в чем он провинился перед ней?
Из разговоров с Надеждой Сергеевной, которая и теперь часто к ним заходила — уже не столько к выздоровевшему отцу, сколько к ней самой, — Бахар могла заключить, что эта скромная и приветливая женщина меньше всего думала о Хошгельды, а если и думала о ком-нибудь, то скорее о Ягмыре Сахатове. Да и секретарь райкома тоже не оставлял ее без внимания. Не было, кажется, случая, чтобы, побывав у них в колхозе или проезжая мимо, он не встретился с Надеждой Сергеевной.
"Опять я не о том, — с досадой подумала Бахар, склонившись над работой. — Но все равно, что касается Хошгельды, то я его и видеть не хочу! — старалась уверить она себя. — А почему собственно? Что произошло? Да ничего, — не хочу, и все! Я еще ему докажу… — Что докажет, она так и не решила, но все-таки в этой мысли было какое-то удовлетворение. — Вот окончу институт, а там жизнь по-другому пойдет…
Раздался бой часов. Все подняли головы и взглянули на циферблат. Двенадцать. Вот и перерыв. Как быстро прошло время!
Мастерицы, потягиваясь и разминая утомленные руки, вставали из-за станков. Помещение сразу наполнилось женскими голосами, веселыми восклицаниями, девичьим смехом. Каждой хотелось взглянуть на работу соседок, сравнить их успехи со своими, посоветоваться, узнать, кто сколько сделал, а при случае и помочь подруге.
Обычно во время перерыва Гозель-эдже останавливалась возле какого-либо станка и, обращаясь ко всем мастерицам, разбирала достоинства и недостатки работы, объясняла, как нужно делать дальше, подбирала подходящую по цвету нитку, указывала, где надо подправить узор. Три четверти жизни посвятила она любимому делу, и не удивительно, что ее авторитет был очень высок не только среди ковровщиц, но и вообще среди жителей селения.
Последнее время Гозель-эдже сама уже не могла ткать ковры — глаза быстро утомлялись, — и она стремилась вложить весь свой многолетний опыт в руки мастериц, передать им нужные навыки. Даже в редкую минуту отдыха, присев на свое место, в углу, где лежал ее маленький коврик, и сдвинув на лоб очки, она в мыслях своих продолжала ткать чудесные узоры и, подобно старому садоводу, любовно оглядывала выращенный ею сад. Но обычно это длилось недолго, очки съезжали на свое место, она снова поднималась и опять обходила ряды, неизменно оказываясь там, где требовалась ее помощь.