— Я был у Амояна, прочел ему письмо. Он понял все без моих объяснений. Все будет сделано. Вот вам письмо Нины. Спрячьте его на память, чтобы перечесть вместе с ней…
— О чем вы там шепчетесь? — не удержался Гоги, подходя к ним.
Смагин положил на его плечо руку и сказал с напускной серьезностью:
— Я дал слово маме, что буду хорошо смотреть за ее детьми.
Гоги засмеялся.
— Мзия, слышишь?
— Не слышу, но чувствую, — проговорила Мзия и тоже подошла.
Варвара Вахтанговна засуетилась.
— Однако пора собираться…
— Поезд не телега, — закончил за нее Гоги.
— Вот будешь смеяться, когда опоздаешь! Варвара Вахтанговна потушила свою керосинку.
— Теперь, по старинному обычаю, сядем.
Гоги присел на чемодан и посадил на колени Мзию. Смагин поместился на тахте рядом с Варварой Вахтанговной. Вершадский опустился на стул.
— Ну вот, — произнесла Варвара Вахтанговна после минутного молчания, — теперь должен подняться самый младший.
— Мы однолетки, — сказал Гоги, вставая с чемодана вместе с Мзией и вытягиваясь во фронт.
За ними поднялись и другие. Два фаэтона, нанятые заранее, уже ожидали их у ворот дома.
Когда они выгрузили свои чемоданы и вышли на вокзал, посадки еще не было. Вслед за ними на вокзал приехала Ольга Соломоновна и сообщила, что у Теймураза Арчиловича сейчас заседание, но он постарается приехать.
Поезд был подан. Мзия, Гоги и Смагин отыскали свое купе и вошли вместе с Варварой Вахтанговной и Ольгой Соломоновной. Через минуту появился и Теймураз Арчилович в сопровождении какой–то молодой девушки.
— А все–таки успел? — произнес он, будто с кем–то держал пари. И добавил: — Гоги, неблагодарное существо, не узнаешь Нателлы?
Гоги вспомнил лицо медсестры той больницы, в которой лежал год назад.
— Нателла сейчас работает машинисткой в нашем наркомате, — объяснил Куридзе. — Она выразила желание принять, так сказать, участие в проводах…
Гоги подошел и пожал ей руку:
— Большое спасибо вам за все!
— Что вы!.. — смутилась Нателла.
— Я никогда не смогу забыть вашего внимания и вашего…
— Ну, оратор ты никудышный! — засмеялся Куридзе. — Целуй ручку у Нателлы — и баста. А теперь нам надо пробираться к выходу, иначе мы укатим с вами в Москву, и тогда нам с Нателлой не миновать строгого выговора за нарушение служебной дисциплины.
Все двинулись к выходу и на площадке вагона простились еще раз.
Нателла взглянула на Гоги, который обнял Мзию за талию, резко отвернулась и направилась прочь от вагона.
Поезд тронулся…
Варвара Вахтанговна прижала к своим глазам платок. Теперь она уже не боялась огорчить своими слезами Гоги. Куридзе взял под руку жену и Варвару Вахтанговну и, видя убегавшую Нателлу, крикнул:
— Нателла, куда вы ретируетесь?! Мы вас довезем до дому.
Нателла обернулась:
— Доктор, мне нужно навестить больную подругу. Она живет здесь рядом…
…Нателла шла по опустевшему перрону и думала только о своем. Ее сейчас не интересовало ни то, как складываются человеческие судьбы, ни то, что никто не застрахован ни от ослепительного счастья, ни от потрясающего горя. Не думала она и о том, что ее ожидает впереди целая жизнь и что через какой–нибудь год ей может показаться смешным то, что сейчас кажется трагичным. Она не думала и о том, что все движется вперед, что и через цветущие равнины и через мертвые пустыни намечается и прокладывается широкий путь к большому человеческому счастью, в котором найдет свое место и маленькое счастье отдельных людей.
Тифлис стал другим. Правительство Жордания и эмигранты из наиболее обеспеченных, которые в свое время бежали из Советской России в Грузию, успели скрыться, но быстрый крах меньшевистской республики лишил возможности удрать за границу деятелей средней руки. Вместо фланирующих по проспекту Руставели авантюристов и спекулянтов, торговавших реальной валютой и призрачными нефтяными участками, торопливой походкой проходили служащие советских учреждений. Комиссионные магазины еще существовали, но операции их значительно сократились. Крупных клиентов смыло будто волной. Оставшиеся в городе мелкие валютчики перекочевали на передвижную «черную биржу».
Передовая часть грузинской интеллигенции не за страх, а за совесть начала работать рука об руку с Советской властью.
Оставшиеся в Тифлисе недовольные элементы вздыхали о прошлом, шушукались, жалели о блеске витрин и закрытии картежных притонов. Они уже не называли Тифлис «маленьким Парижем» и ежились при виде грузинских красноармейцев.
7 ноября 1921 года Советская Грузия впервые торжественно отпраздновала четырехлетие Великой Октябрьской революции.
Проза поэта
Имя Рюрика Ивнева известно любителям поэзии многие десятилетия. Свыше семидесяти лет посвятил он литературному труду, получив широкую известность еще до Октябрьской революции. За его плечами большая и интересная жизнь, нашедшая свое отражение в творчестве. Трех дней не дожил поэт до своего девяностолетия, но до самого последнего мгновения он неустанно работал над новыми стихами, прозой, воспоминаниями.
Литературное наследие Рюрика Ивнева обширно. Им написано десять романов, множество рассказов, новелл, пьес, историко–драматических хроник и статей по вопросам литературы, циклы стихов, по праву вошедших в золотой фонд русской поэзии. Знакомство со многими писателями, поэтами, деятелями литературы и искусства, многочисленные воспоминания о них являются ценнейшим вкладом Рюрика Ивнева в мемуарную литературу и содержат интереснейшие, подчас уникальные сведения историко–биографического и литературоведческого характера. И хотя известность Рюрик Ивнев приобрел своими стихами, его прозаические произведения только подтверждают широту и силу таланта этого нераскрытого и малоизученного писателя.
Родился Михаил Александрович Ковалев (его настоящее имя) 11 февраля (ст. ст.) 1891 года в Тифлисе в революционно настроенной дворянской семье. Предки поэта, выходцы из Голландии, поселились в России во времена Петра Великого и к концу XIX века полностью обрусели. Отца своего, А. С. Ковалева, служившего военным юристом, Рюрик Ивнев не помнил: он умер, когда мальчику было три года. Мать Анна Петровна, женщина, по рассказам сына, большого ума, необычайной красоты и благородства, вызывавшая восхищение и уважение современников, была директрисой гимназии в г. Карсе, где проживала тогда семья Ковалевых.
С 1900 по 1908 год Михаил Ковалев учился в Тифлисском кадетском корпусе. Здесь он встречается с будущим героем гражданской войны Павлом Андреевичем Павловым, ставшим впоследствии одним из первых советских военачальников. Это знакомство, перешедшее вскоре в большую дружбу, оказало огромное влияние на впечатлительного юношу.
В эти годы начинающий писатель знакомится с творчеством А. С. Пушкина, Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского, Н. А. Некрасова, с лучшими образцами русской и мировой классики, что значительно расширяет жизненный и идейный кругозор молодого литератора, воспитывает в нем трепетно–бережное отношение к художественному слову, показывает широкие возможности авторского самовыражения. К этому времени относятся первые пробы пера начинающего писателя. Свои стихи и рассказы он читает родным и близким.
Летом 1908 года Михаил Ковалев заканчивает учебу в Кадетском корпусе. Юнкерское училище его не привлекает. После разгрома первой русской революции армия воспринимается им как оплот царизма и реакции. Выдержав дополнительный экзамен по латыни, он поступает в Санкт–Петербургский императорский университет на юридический факультет. В это время появляется его первая публикация: в коллективном студенческом сборнике 1909 года, изданном Н. Г. Цываревым в г. Вышнем Волочке, увидело свет его стихотворение «Наши дни».
В январе 1912 года в большевистской газете «Звезда» появляются стихи Рюрика Ивнева, резко осуждавшие образ жизни верхних слоев общества: