Немец взмахнул руками, захрипел. Его белесые глаза чуть не вылезли из орбит, удивленные, страшные. Он покачнулся и рухнул в снег. Запахло теплой кровью. У Ирены закружилась голова, к горлу подступила тошнота, ее затрясло, словно в лихорадке. Наконец она сообразила, что надо скорее бежать прочь от бараков: могут хватиться часового. Она кинулась в лес, не разбирая дороги, и бежала до тех пор, пока окончательно не выдохлась и не упала на снег. Ей показалось, что ее настигает погоня, что она слышит лай собак. Но подняться и бежать дальше уже не могла. Только медленно подползла к толстому стволу ближайшего дерева и тут же потеряла сознание.
Очнулась, когда в лесу было уже совсем светло. Прислушалась — тишина, лишь где-то далеко-далеко свистел паровоз. Цепляясь руками за неровный ствол дерева, Ирена с трудом поднялась, сделала шаг, другой. И пошла, проваливаясь до колен в сыпучий снег. Пот градом катился по лицу.
Кончился день, самый длинный день в ее жизни. А Ирена все брела, спотыкаясь о торчавшие из-под снега пни и кочки, но упорно, медленно продвигалась вперед.
Прошел еще день и ночь. Кончились Лидзбарские леса. И вот в бледной дымке зимнего утра перед затуманенными от усталости и голода глазами показались, наконец, знакомые силуэты домов. Первыми ее приветствовали старый замок, стрельчатая башня костела и крохотные домики рыбаков над уснувшей подо льдом Дзялдувкой.
Собрав остатки сил, Ирена добрела огородами до дома Граевских. Войти к ним сразу побоялась, пробралась в сарай, легла на сложенные в углу доски и тут же уснула. Разбудил ее скрип отворяемой двери: в сарай вошла пани Граевская. Поеживаясь от холода, — она была в одном платье, — стала набирать в передник дрова. Ирена хотела окликнуть Граевскую, но голос осекся, и она только застонала.
Пани Граевская выронила от испуга дрова, всплеснула руками, глухо вскрикнула:
— О, Езус, Мария, кто это? Сгинь, сгинь, нечистая сила, сгинь! Сгинь!
И несколько раз перекрестилась.
Ирена тихо и счастливо засмеялась. Все случилось так, как она и представляла. Пани Граевская опасливо подошла, узнала ее, но, все еще не веря своим глазам, спросила:
— Неужели и вправду это ты, Ирка?
— Я, пани Граевская, я! Где мои сестры? Живы? — допытывалась Ирена сиплым от простуды и волнения голосом.
— Живы и здоровы, моя кохана! Идем скорее в дом! Ты вся дрожишь…
— Там есть кто-нибудь чужой?
— Да нет же! Только старый и девочки. О, Езус, Мария! Езус, Мария! Вот радость-то…
— Тогда помогите мне подняться.
Ирена не помнила, как они вошли в дом, как ее мыли. Когда открыла глаза, то уже лежала на кровати, а около нее сидел постаревший дядя Костя. Пани Граевская заталкивала в пылающую плиту запачканный кровью полушубок и остатки башмаков.
— Дядя Костя, где Халина и Ядька?
— Очнулась, кохана! — обрадовалась пани Граевская. Подошла, отстранила мужа, села на край кровати и стала рассказывать:
— О, Езус, Мария! Когда тебя угнали, они прибежали к нам ночью, как были, в одних рубашонках, босиком. Морозище был жуткий, но, представь себе, даже не чихнули. Видно, с перепугу. Мы их отогрели, приласкали. Пожили они у нас недельку, потом приехала твоя тетка Марта и увезла их в Буркат. Так что не волнуйся, децко кохане, и быстрее поправляйся, — говорила пани Граевская, припав к Ирене. И, поглядев на мужа, прикрикнула:
— Ну что ты, старый, слезу пускаешь, как малое дитя? Следи лучше за печкой.
И пожаловалась Ирене:
— Совсем старый от рук отбился. Пить стал, с работы его выгнали. Недавно на рынке ввязался в разговор, почему мяса по карточкам не выдают, и как закричит на весь базар: «Откуда быть мясу, если последняя свинья в фольксдейчи записалась!» Как его не забрали, ума не приложу. Видно, фрицы считают, что он совсем свихнулся от пьянства, потому и не трогают…
Ирена улыбнулась.
— А как Юзеф, Леля?
— Они все там. Здоровы.
Под вечер Ирена впала в забытье. Стала бредить. Перепуганный дядя Костя ушел за лекарем, тем самым Зибертом из Перлавки, который уже однажды лечил Ирену. Зиберт осмотрел ее, покачал озабоченно головой и сказал Граевским:
— Мне кажется, у нее воспаление легких. Растирайте ей грудь, спину и ноги денатуратом… Она очень ослабла, но молодая. Надеюсь, выживет…
— О, Езус, Мария! — запричитала тетя Паулина.
— Да, чуть не забыл! — спохватился лекарь, собираясь уже уходить. — Надо бы ей побольше молока с медом. Сможете достать?