Тот, которого назвали Барсуком, бегло поздоровался с некоторыми из окруживших его молодых людей и, не снимая шляпы, подошел к столу и попросил у Атаназарова стакан пива. Атаназаров налил и подал стакан. Между тем новый посетитель обвел глазами вокруг комнаты и остановил их на Невзорове. Сквозь синие очки можно было заметить пристальность взгляда.
– Кто это? – спросил он вполголоса.
– Студент Невзоров, из университета, – отвечал Атаназаров. – Тебе о нем говорил Зашибин. Он и привел его.
– А! – сказал Барсук и залпом осушил поданный ему стакан. – Где же хозяева? В архивной, что ли? – спросил он потом и, не выждав ответа, вошел в комнату, где был диван с бумагами, и затворил за собою дверь.
– Кто это? – в свою очередь спросил Невзоров, подойдя к Зашибину.
– Барсов, один из наших важных, но он не из студентов, а чиновник. Через него мы узнаем многое, что нам знать полезно.
– Почему его назвали Барсуком?
– Так; у нас многие имеют такие прозвища. Его назвали Барсуком потому, что он Барсов; да и выражение лица, как однажды заметил Шлейер, напоминает барсука. Самого Шлейера зовут Волком, а другого здешнего хозяина, Креницкого, который с ним в той комнате, Бегуном, потому что он у Шлейера на посылках. Круглов, которого мы вчера встретили с Птичкой, зовется Котом.
– Атаназаров! – кликнул из третьей комнаты Шлейер, отворив дверь.
Атаназаров вышел оттуда через несколько минут с завязанной в носовой платок пачкой бумаг и с несколькими печатными листками на синеватой бумаге, которые он стал раздавать присутствовавшим. Вместо него был Шлейером позван Звонарев.
– Это новое, – сказал Зашибин Атаназарову, пробегая глазами переданный ему листок.
– Да, – отвечал Атаназаров. – Вышло на прошлой неделе, а сюда пришло третьего дня.
После Звонарева были позваны в третью комнату, один за другим, еще четверо молодых людей. Все возвращались оттуда с пачками бумаг, завернутыми в платки или в листы старых газет. Когда последний вышел, в дверях опять показался Шлейер и спросил про Атуева.
– Атуева нет, – отвечал Звонарев.
– Так передай ему, чтобы он зашел завтра или послезавтра утром, – сказал Шлейер.
Между тем Зашибин вручил Невзорову несколько листков вместо одного.
– Зачем так много? – спросил Невзоров.
– Ты их пораспределишь между товарищами.
– Нет, я на это не решусь; я на них не надеюсь.
– Тогда пусть пока останутся у тебя. Случай представится их пустить в ход, если не теперь, то позже.
– Сомневаюсь, – нерешительно сказал Невзоров. – А что значат, – продолжал он, – все эти узелки и пачки? Что в них за бумаги?
– И то, что у тебя в руках, и другое в этом роде. Все эти молодцы разъезжаются на днях по губерниям – кто на Волгу, кто на юг. Это им на дорогу.
– То есть они отправляются, как вы говорите, в народ.
– Не все; всякому роль, которая ему под стать. Звонарев и Атуев, например, пойдут в народ. Первый – хороший кузнец, и где-нибудь кузнецом поустроится; а второй – столяр, и тоже себе найдет работу… Но смотри – кажется, что Барсов с тобой хочет познакомиться.
Барсов, Шлейер и Креницкий уже вышли из третьей комнаты, и первый, бросив на чайный стол свой полуопустевший, по-видимому, саквояж, направился прямо к Невзорову.
– Добро пожаловать, молодой человек, – сказал Барсов. – За вас поручился Зашибин. Мы ему верим. – В тоне и всей манере Барсова было что-то жесткое, даже наглое, что и смутило и рассердило молодого студента. Он не нашелся, что ответить, и только слегка наклонил голову.
– Вас зовут Невзоровым, не правда ли? – продолжал Барсов, небрежно сбросив перед собой пепел сигары, которую он курил. Часть пепла упала Невзорову на ногу.
– Так точно, – отвечал он; я Константин Невзоров.
– Вы студент второго курса.
– Да.
– Надеюсь, что вы нас выдавать не будете.
Невзоров покраснел и твердым голосом отвечал:
– Если бы я мог выдавать, я бы не пришел.
– Хорошо, хорошо, – сказал Барсов, понизив голос, – дайте руку.
Невзоров молча протянул руку.
– А что, господа! – продолжал Барсов, обратясь к столпившимся студентам. – Вы так и бросили Уланбекова?
– Как – бросили? – спросили два-три голоса.
– Да так. Его исключили, а вы не заступились.