– Я сам об этом уже думал, – отвечал Крафт, – но хотел прежде посоветоваться с Печориным.
– Ладно, – сказал Гренадеров, – я и ему говорил о том. Время у вас есть. Во всяком случае, я теперь же заеду, чтобы предупредить.
Поздно вечером в тот же день Карл Иванович сидел за письменным столом и писал письмо, над которым часто призадумывался, как будто затрудняясь находить соответствовавшие его цели выражения или обороты речи.
– Ты пишешь к Леонину? – сказала вошедшая Клотильда Петровна.
– Да, не могу не писать; но трудно сказать то, что сказать хочу.
– Что же хочешь ты сказать? – спросила Клотильда Петровна, садясь против мужа по другую сторону стола.
– Хочу сказать правду – но так, чтобы не возбудить лишнего беспокойства.
– Трудно не встревожить такими известиями.
– Но и молчать нельзя. Леонин должен быть своевременно извещен и предупрежден. Мы Парашу выручили; но дело не кончено, оно дойдет до суда и там, может быть, должна будет явиться бедная Вера. Вообрази себе, как будут публично объясняться причины бегства Веры и Параши, в каком виде может быть представлена сцена с Глаголевым, как газеты будут старательно передавать и пояснять все подробности дела – и какое впечатление все это произведет на отца Леонина.
– Все это и меня пугает; но разве предупредить нельзя? Печорин уверяет, что вам удастся.
– По крайней мере, мы на то надеемся и условились не далее как завтра попытаться. Отец Антоний берет на себя попытку расшевелить совесть Варвары Матвеевны, а Печорин постарается, с той же целью, подействовать на благочинного Глаголева. Ему стоит только сказать два слова Варваре Матвеевне, она ему слепо повинуется.
– А если ни то, ни другое не удастся?
– Тогда я пойду своим путем.
– По моему мнению, – сказала Клотильда Петровна, – этот путь один и приведет к цели.
Утром на следующий день товарищ прокурора, Крутилов, получил от прокурора Белозорова записку. Он прочитал ее два раза и положил на стол, с которого еще не был убран его ранний завтрак, но потом снова взял в руки и прочитал еще раз.
«Кто успел к нему обратиться, – сказал про себя Крутилов. – Неужели Гренадеров?»
Крутилов взглянул на часы, позвонил и приказал подать ему одеваться. Через несколько минут он уже был на улице и шел, в раздумье, к зеленевшему в недалеком расстоянии Тверскому бульвару, когда его по имени окликнул Глаголев.
– А, это ты! – сказал Крутилов и остановился.
– Да, и я шел к тебе. Что значит, что Чуйкин уже освободил на поруки горничную Сухоруковой?
– Нельзя было не освободить.
– Почему – нельзя? Ты же сам вчера говорил другое.
– Обстоятельства стали другие; так и речь другая. Гренадеров поручился.
– Так что же, что Гренадеров? Что за власть такая? Важно было переспросить раза два, или три, не давая возможности получать наставления, как отвечать. Но явился Гренадеров – и вы тотчас пас перед ним.
– Совсем не перед ним пас, а пас перед делом. Советую и тебе поближе вглядеться в его физиономию. Она непригожа. Смотри, чтобы не осечься тебе с твоей Сухоруковой. Не один Гренадеров показал участие. Уже и до Белозорова добрались. Я получил от него записку и теперь иду, именно, к нему объясняться.
– Добрались до Белозорова, – повторил Глаголев и призадумался. Потом он спросил: – Кто же добрался? Гренадеров или Печорин?
– Не знаю. Записка написана так, что догадаться нельзя. Увидим, что он мне скажет.
– Впрочем, что с воза упало, то пропало. Во всяком случае, надеюсь, что Чуйкин не забудет главного. Мне нужна очная ставка со Снегиной. Повод к тому должен найтись. Стоит только захотеть, чтобы он нашелся.
– Вероятно, и найдется, – сказал Крутилов. – Однако, мне пора. Прощай.
– Я зайду к тебе вечером.
– Не заходи, не застанешь. Сегодня свободный день; я еду за город и вернусь поздно.
Невидимые нити связывают в жизни действия и судьбы людей. Каждая из них может преследовать отдельные цели, действовать отдельно и не знать того, что рядом с ним делают другие. Но связующие нити между тем стелятся и тянутся, каждая по своему направлению, и внезапно настает минута, когда они сходятся в том или другом конечном узле.
– Что вы сегодня так рано пожаловали, голубушка? – сказала Варвара Матвеевна торопливо вошедшей к ней в кабинет Татьяне Максимовне Флоровой. – Уж не случилось ли чего или не проведали вы чего недоброго?
– Не то чтобы именно недоброе, а кое-что проведала, матушка Варвара Матвеевна, – отвечала г-жа Флорова, садясь и по обыкновению стараясь придвинуть стул сколько могла ближе к хозяйке. – Я сегодня на целый день должна уехать к Беловым, в Останкино; они уже третьего дня перебрались туда, и сегодня праздник – а все-таки хотелось прежде к вам завернуть. Знаете что? Леонины скоро назад будут.