- Верны слова твои,- кивает головой Атамаз,- не восприняли еще бывшие рабы науку войны. Но сегодня, заметь, Савмак, все поднялись куда дружнее, нежели в прошлый раз! Еще солнце не взошло, а мы уже отравили конных, заняли стены и башни людьми, даже обстрел начали!
- Все равно медленно!.. Помнишь, как быстро мы в школе воинов изготавливались?.. Довольно, труби отбой! Пусть разбираются по сотням - и на завтрак!
Помятые лица горожан начинают расправляться, появляются кривые усмешки. Остряка подмигивают друг другу:
- Посмотри, как наш новый царь наказал море, подобно персидскому царю Ксерксу! Только тот велел высечь море, а этот решил забросать его камнями!
Царь с высоты помоста громко говорит воинам, чтобы они лучше изучали ратное дело, готовились к будущим боям. Его пурпурная хламида видна далеко. Серо-аспидные щеки чуть розовеют от раннего солнца. Он хорошо выбрит, волосы расчесаны и прихвачены вокруг головы тесьмой. Утренний ветерок шевелит непокорные кудряшки, путает их, бросает на лоб, отчего лицо Савмака выглядит простым, как у портового грузчика.
- Пойдем завтракать,- предлагает он Атамазу, закончив речь.
- Нет, Савмак,- отвечает тот,- иди один, побудь с Гликерией, а то она совсем мало видит тебя. А я пойду к Синдиде, там выпью вина, подкреплюсь и усну. Я всю ночь проверял дозоры на берегу и совсем не смыкал глаз.
- К Синдиде? - усмехнулся царь.- Уж не поразила ли тебя страстью дородная жрица?
- Есть там помоложе, кроме курносой Синдиды. А в пирожки ее я действительно влюблен! Твои царские повара готовят не плохо, но далеко им до Синдиды. Она жарит пирожки в масле. Попробуй - пальцы откусишь! Право!.. Я повел бы тебя к ней, но нельзя тебе. Не хмурься, шучу. Даже просился бы со мною, и то не взял бы тебя. Зачем обижать Гликерию! Это мне вот иного пути нет. Семья, дети, свой дом - все это не для меня. Ничего не вижу впереди, кроме чего-то красного, горящего, и слышу звон мечей. Ты - царь, твоя голова нужна народу, а у меня лишь две дороги: сегодня - к Синдидиным пирожкам, а завтра - в сражение, в битву с врагами нашими! Иди к Гликерии!.. Эх, выпить бы чего-нибудь кисленького!
- А дальше красного, горящего, как ты сказал, ничего не видишь? спросил Савмак задумчиво.
- Дальше - пока не хочу видеть! Борьбы хочу, гибели врагам нашим! Поклялся не снимать с плеч кольчуги, пока не сокрушим всех недругов! А когда водрузим трофей победы - тогда увижу. А что увижу - не знаю.
- А пока одно красное? - рассмеялся Савмак.
- Красное! - решительно ответил Атамаз, тряхнув волосами.
- Что ж, ты прав! Готовиться надо к большой крови! А красным нас не испугаешь. Мы как быки - от красного взъяряемся!
Они посмотрели друг другу в глаза. Атамазу пришло на память, как они когда-то подрались в школе.
- Упрям и бесстрашен ты, Савмак, с молодых лет. Настоящий бык! А вернее, орел - вон куда взлетел! Слава тебе!
- А мне кажется - всех нас выбросила вверх неведомая сила!
- Надо, Савмак, удержаться на этом верху! Чтобы не уподобиться тем козлам, которых хищные птицы сбивают со скал, а потом терзают в пропасти.
- У козлов есть рога и крепкие ноги. Пусть попробуют!
Савмак стал серьезен, выпрямился, его лицо приняло угрожающее и жестокое выражение. Он смотрел на восток, в сторону пролива. Сейчас рабский вождь преобразился в настоящего повелителя, гордого царя, не склоняющего голову ни перед кем. Атамаз, раскрыв рот, с изумлением наблюдал эту перемену и почувствовал что-то вроде суеверного почтения к этому человеку. Он поклонился и хотел уйти. Но неожиданный зевок и затяжной кашель заставили обоих повернуть головы.
Из-под бревен вылезал с кряхтением человек в изодранном, грязном гиматии. Солома набилась в его пепельно-серые волосы, а лицо напоминало гнилую, исклеванную курами репу. Он щурился навстречу утреннему солнцу и чесался, продолжая кашлять и мигать воспаленными глазами.
- Зенон, это ты? - расхохотался Атамаз.
- Слава богам, пока это я, а не мой дух-двойник!.. Если бы ты увидел мой дух, то это означало бы мою скорую смерть.
- А хочется жить, Зенон? Скажи, что еще ты хотел бы получить от жизни?
- Больше всего я сейчас хочу опохмелиться! Я так хорошо уснул здесь, на вольном воздухе, но вы нарушили мой сон. 0-ох!.. Всю жизнь я стремился к достижению бесстрастия и безмятежности. Я отказался от всех дел и удовольствий. Но теперь убеждаюсь, что от жизни никуда не уйти и нет в ней покоя. Ибо жизнь - движение, покой - смерть. Правда, я нашел частицу успокоения на дне чаши с вином, но волную безмятежность, видно, найду лишь в могиле.
Только теперь старый воспитатель разглядел, что рядом с Атамазом стоит царь, и церемонно поклонился ему.
- Здравствуй, наставник! - крикнул ему Савмак.- Ты спишь под бревнами и забыл, что такое баня... А ведь я сказал тебе: приходи - и получишь все, чтобы жить в старости хорошо и спокойно.
- Благодарю тебя, государь? Я отвечу тебе, как Диоген ответил Александру: не заслоняй мне солнца и не мешай быть счастливым под бревнами!.. Я следую совету Эпикура - жить незаметно и подальше от царских чертогов и царских тревог!
- Позаботься о нем,- шепнул Савмак Атамазу.
- Вот мне и собутыльник! - с готовностью усмехнулся Атамаз.Пойдем, Зенон, я хочу позавтракать в твоем обществе и распить вместо амфору хорошего вина!
Мимо проходили бывшие рабы, теперь воины царской дружины. Черные, морщинистые, одни все еще в лохмотьях, другие одетые в плащи царских воинов и фракийские доспехи, шли землекопы, засольщики рыбы, кожемяки, кузнецы. Они щурились навстречу непривычно яркому солнцу, улыбались во весь рот, глядя на своего царя, показывали желтые от плохой пищи зубы. Это были застенчивые и неуклюжие улыбки людей, которые не привыкли смеяться.
- Взгляните на них! - заметил Зенон, делая широкий жест.- Это люди!.. Но какие?.. Человек может достичь красоты богов, разумно упражняя и холя свое тело. Но он же превращается в чудовище, если трудится без меры, испытывает голод, страдания и болезни.
Атамаз сморщился и взглянул на болтливого старика неприязненно.
- Так, так! - прищурил он свои раскосые глаза.- А вот Перисад холил себя, спал мягко, ел сладко, царем был. А постарел преждевременно, и зубы его почернели. Почему это?.. Саклей и Аргот тоже не походили на богов... Скажи, Зенон: почему мы всегда видели на лицах бывших господ озабоченность, низость, зло и следы порочных страстей?