Возвратясь в Женеву, Сенебье решил попробовать свои силы не на сцене и даже не в науке, а в литературе, написав «Назидательные сказки». Жанр этот был тогда модным, и сказки перевели на немецкий язык (родным языком Сенебье, как и большинства женевцев, был французский).
Литературный труд в те времена не считался профессией. Сенебье предстояло выбрать род занятий. Пройдя курс обучения, он в 1765 году, двадцати трех лет от роду, был посвящен в сан пастора. Еще через несколько лет ему дали приход.
Прослужил он в своем приходе четыре года и все это время усиленно вел ботанические наблюдения. Один из его биографов благочестиво замечает, что Сенебье «при помощи своих знаний естествоиспытателя укреплял любовь к творцу в душах своих прихожан». Возможно… Но как только в Женеве освободилось место библиотекаря, Сенебье не колеблясь покинул свой приход…
Библиотека отнимает куда больше времени, чем приход, но он продолжает свои наблюдения и опыты с прежним упорством.
Еще и еще раз он повторяет давнишние опыты своего учителя Бонне с листьями, погруженными в воду. И так же, как Ингенхауз, приходит к иным выводам, нежели Бонне, который считал, что пузырьки воздуха выделяются из воды, а не из листа. Не сговариваясь, ничего друг о друге не зная, Ингенхауз в деревушке под Лондоном и Сенебье в Женеве доказали одно и то же: пузырьки воздуха выделяются на свету самими листьями, и воздух этот — очищенный.
Сенебье пошел и дальше. Он дознался, что пузырьки выходят из глубины зеленой ткани, из мякоти, которую женевец назвал зеленой паренхимой. И еще: помещая зеленые растения в прокипяченную воду, Сенебье убедился, что в этом случае они пузырьков не выделяют; если же насытить воду углекислым газом, то на свету сразу начнется выделение очищенного воздуха, то есть кислорода; и пузырьков будет выделяться тем больше, чем богаче вода углекислым газом.
Ингенхауз, как и Пристли, все свое внимание уделял очистительной, гигиенической роли растений. Сенебье же заметил, что растение не просто очищает воздух на свету без всякой для себя пользы, а и само нуждается в продуктах испорченного воздуха. Женевец заключил, что листья каким-то образом перерабатывают один газ в другой. Очевидно, «неподвижный воздух» (углекислый газ) листья превращают в очищенный, а горючее начало отлагается в растении. Значит, очищение воздуха сочетается с процессом питания растений.
Вещество растения, рассуждает Сенебье, должно происходить из окружающей среды. Но из какой части этой среды — из почвы, из воды, из воздуха? Что не из почвы — это доказал еще Ван-Гельмонт, поставивший опыт с ивой. Что не из воды, как думал тот же Ван-Гельмонт, так это доказывается тем, что в воде растворено ничтожное количество твердого вещества, а также тем, что кактусы, например, и некоторые другие растения могут долго выносить жесточайшую засуху. Остается воздух, — вернее, углекислый газ, содержащийся в нем. И понятно, почему растительность может развиваться на бесплодных каменистых почвах (мы помним, что эти мысли развивал лет за тридцать до Сенебье Михаил Васильевич Ломоносов). Становится понятным, почему два растения, из которых одно выращено в почве, а другое в воде, не отличаются друг от друга по своему составу: оба черпают пищу на свету из одного и того же источника — воздуха.
Много времени посвятил Сенебье разгадке роли света в природе. Но уровень науки того времени не позволяет ему тут выйти за пределы догадок. И мысль его все время возвращается к растениям. Как действуют на них световые лучи?
Он проводит часы у своих колоколов, впоследствии получивших большую известность. Нет, это, разумеется, не церковные колокола. Колокола Сенебье — стеклянные. Это колпаки с двойными стенками.
Сенебье устанавливает на свету три колокола: в одном между стенок налита простая вода, в другом — красная жидкость, а в третьем — синяя. Под каждый колокол Сенебье помещает сосуд с растениями, опущенными в воду. Вода насыщена углекислым газом. Таким образом, свет падает на растения, пройдя предварительно через различно окрашенные жидкости. Ученому хочется узнать, под каким колоколом из растения выделится больше всего кислорода. А быть может, под всеми колоколами выделится одинаковое число пузырьков?