— Слушаюсь, — сказал капитан Некеп, который был всего лишь младшим капралом, когда Дитко навел его на заговорщиков против северокорейского лидера Ким Ир Сена. В результате Некеп получил повышение по службе, а у Дитко появился потенциальный союзник в корейской армии.
— Что вам известно о Синанджу? — спросил Дитко.
— Это запретная зона: на официальных картах она отмечена двойной красной чертой.
Дитко тихо присвистнул. Президентский дворец в Пхеньяне был удостоен лишь одной черты.
— Значит, это военный объект?
— Нет. Это рыбацкий поселок.
— А вам не кажется странным, капитан, что в обыкновенный рыбацкий поселок въезд запрещен?
— Я предпочитаю не задавать вопросов, ответы на которые чреваты виселицей.
— Мне нужно внедрить туда одного человека.
— Мы с вами незнакомы! — отрезал капитан Некеп и повесил трубку.
— Неблагодарная свинья! — прошипел полковник Дитко.
Однако реакция капитана убедила его в том, что видеозапись, сделанная американским журналистом корейского происхождения, действительно имеет большую ценность.
Он лично доставит пленку в Москву. Это, конечно, рискованно, но...
Полковник Дитко спустился в цокольный этаж посольства и отпер комнату для допросов, вход в которую был запрещен в соответствии с его собственным приказом.
Сэмми Ки вздрогнул и проснулся. Он лежал на тюфяке. В последние дни он много спал. Сначала он никак не мог уснуть из-за нервного перенапряжения, но после полутора дней неволи к нему в душу закрался леденящий холод депрессии, а когда он впадал в депрессию, то всегда помногу спал. В данном случае это был спасительный сон.
— Встать! — приказал Дитко.
Сэмми поднялся, протирая сонные глаза.
— Слушай меня. Вот тебе запас еды и воды и таз для отправления естественных надобностей. Ближайшие три дня я не смогу обеспечить тебе туалет. Не бойся, я тебя не брошу. Я отправляюсь в Москву, мне надо лично переговорить с Генсеком. А ты пока посидишь взаперти. Единственный ключ я увожу с собой. И не вздумай звать на помощь! Во всем посольстве я один знаю, что ты здесь. Если тебя обнаружит кто-нибудь еще, с жизнью можешь распрощаться.
— Понятно, — безжизненным голосом ответил Сэмми Ки.
— От Сан-Франциско ты очень далеко, — напомнил полковник Дитко.
— Знаю.
— Хорошо. Я вернусь через три дня.
— А если нет?
— Для тебя будет лучше умереть от голода, чем обнаружить свое присутствие. Ясно?
Дверь захлопнулась, и Сэмми Ки опустился на пол.
Психологический расчет был верен, в этом полковник Дитко не сомневался. Пускай этот американо-кореец его ненавидит или боится — в будущем это может оказаться полезным. Как бы то ни было, ближайшие несколько дней для Сэмми Ки станут заполнены ожиданием полковника Дитко, поскольку его возвращение будет означать для парня свежую еду и избавление от удушающей вони собственных экскрементов.
До чего же просто манипулировать этими изнеженными американцами, подумал полковник Дитко. У себя на родине Сэмми Ки и думать не приходилось о еде. А уж туалет и душ — нечто само собой разумеющееся. И вот одного слова Дитко оказалось достаточно, чтобы сделать элементарные удобства чем-то самым желанным — более желанным, чем даже свобода. Это и будет для полковника гарантией сохранности его тайны.
Вернувшись к себе, полковник Виктор Дитко снял очки и швырнул на пол.
Однако от удара о половицу они не раскололись. Тогда Дитко раздавил их каблуком.
После этого он поднял самый большой осколок стекла и прошел к койке.
Работа в КГБ СССР не предполагала незапланированных поездок домой ни за какие взятки или просьбы — только по медицинским показаниям.
Полковнику Виктору Дитко позарез нужно было попасть в Москву. Он сел на койку и, стиснув зубы, принялся резать себе осколком стекла левый глаз.
Он стонал от боли, но утешал себя тем, что грядущее вознаграждение того стоит.
Глава 6
— Папочка, удобно тебе? — заботливо спросил Римо. Чиун, Мастер Синанджу, лежал на циновке на полу каюты. Им была предоставлена самая просторная офицерская каюта. В условиях подводной лодки это означало, что при сложенной койке места здесь было едва ли больше, чем в чулане. Старая голова Чиуна покоилась на двух пухлых подушках. Он слегка прикрыл подернутые пеленой карие глаза.
— Удобно мне будет тогда, когда наше плавание закончится.
— Мне тоже, — поддакнул Римо, опускаясь рядом со стариком на колени.
В каюте немного ощущалась качка. По углам, в расставленных Римо курильницах, дымились благовония, отчасти отбивающие противный металлический привкус циркулирующего в замкнутом пространстве воздуха — неизбежный спутник даже новейшей атомной подводной лодки. Римо понадобилось полдня, чтобы развесить по стенам с пластиковой отделкой «под дерево» гобелены из четырнадцати сундуков, в которых были сложены личные вещи Чиуна.
— Капитан сказал, к вечеру будем на месте, — произнес он.
— Откуда он знает? В этой вонючей посудине не бывает вечера.
— Ш-ш, — сказал Римо примирительно. — Нам еще повезло, что подлодка была готова к отплытию.
— Я просил тебя проверить золото. Ты это сделал?
— За последний час дважды ходил смотреть. Все на месте.
— Хорошо. Быть может, это последнее золото, которое Синанджу получит от сумасшедшего Императора Смита.
— Не говори так, Чиун.
— Все равно, — продолжал старик, по-прежнему держа глаза прикрытыми, — мне хорошо и покойно, потому что мы едем домой. В Синанджу.