Мы опоздали, маленький зал пуст. Я без труда могу увидеть эту еще не рассеявшуюся электрическую атмосферу истерики: в битком набитом помещении люди что-то выкрикивали с мест, махали руками, старясь перекричать друг друга, а потом…Потом они поднялись и, толкаясь, бросились к выходу
На полу валяются салфетки и пластиковые стаканчики, несколько поваленных стульев перегораживают проход к импровизированной сцене, рядом с которой беззвучно работает телевизор - рыбоголовый мужчина в новеньком костюме шевелит губами с экрана. Над всем этим парит легкий запах свежего кофе, теплыми лужицами разлитого по столам.
Йоханна морщится и приседает, секунду я гляжу на нее недоуменно, а потом на меня накатывает волна шума пополам с каким-то чавканьем, и сшибает с ног.
- Думай! - Йоханна кричит мне в лицо, - Думай о своем рыжем, иначе загнешься!
Я как из неведомой дали вспоминаю деталь за деталью: прядь за розовой мочкой уха, веснушки на руках, дурацкую песню, над которой мы оба потом так смеялись, и постепенно мне становится легче, и я уже могу встать.
Я гляжу на мутный экран, в котором рыбоголовый все бормочет неслышные заклинания, и выхватываю взглядом слова субтитров: «правительство постановило», «дестабилизация», «принять меры в отношении», «проверке подвергнется так называемая М-позитивная часть населения», «профилактика и учет».
Не говоря не слова мы с Йоханной выходим из дверей. Даже мне все ясно - на нас объявлена охота.
Мы идем, потом переходим на бег.
Дорогу можно было бы найти даже с закрытыми глазами - по шлейфу страха, протянувшемуся в воздухе. Он ведет нас на север, мимо каналов, мимо фонтана с длинноногими аистами, в подворотню. К ней.
К церкви из моего сна. При свете солнца она не черная, просто очень старая - кирпичная кладка закоптилась и потрескалась. Но это безусловно она.
В эти большие двери, больше, чем я когда-либо видела, они все недавно и спустились, поддерживая друг друга под руку, в последний раз оглядываясь на солнце, оступаясь на крутых ступенях, ведущих вниз.
- Ну что ж, - Йоханна облизывает сухие губы. - Значит, другого выхода нет.
«Я не хочу» - думаю я и повторяю вслух:
- Я не хочу.
Йоханна мигает раз, другой и вдруг ее лицо искажается злостью:
- Майя, ну какая ты дура! - она хватает меня за футболку и трясет так, что голова вот-вот отвалится. - Это мышеловка! Они же затравят тебя, посадят тебя в коробку, а потом раздавят! - с ее губ слетают капли слюны.
- Я…я видела другое. Я видела нас с Александром…
- Эти двери - последние! - она меня не слышит. - И закроются они, может, через день, а может, прямо сейчас!
Ее пальцы железной хваткой впились в мое предплечье, она тащит меня, упирающуюся, к воротам.
Оцепенение слетает с меня, когда я представляю, как я до конца своих дней буду медленно блуждать по улицам Нижнего Города, постепенно теряя воспоминания, разум, облик. Ни радости, ни света, только бесконечная тишина и покой.
- А может, мышеловка там, внизу?! - я ору и выдираю руку. - Может, там нас ждет что-что похуже боли?!
Отбегаю на другую сторону улицы и шепчу оттуда, зная, что она услышит:
- Прости меня, Йоханна. Я остаюсь.
Разворачиваюсь и бегу, и слышу за спиной ее крик, проклятия пополам с мольбами и рыдание, рыдание.
Прости меня, Йоханна.
Запыхавшись, я вбегаю в подъезд и уже на лестнице слышу, как звенит, надрываясь, мобильный телефон. Разворачиваю остывший кокон одеяла и едва попадая пальцем в экран нажимаю «Ответить».
- Майя, - знакомый голос доносится издалека. - Милая, ты в порядке? - я не в силах ответить, только слезы текут и текут по щекам, по шее, закатываются под футболку.
- Приезжай, пожалуйста, - только и могу я выдавить из себя.
- Я приеду, прямо сейчас. Слышишь? Все будет хорошо.
Я кладу трубку и подхожу к окну. Где-то далеко с металлическим лязгом, неслышным для обычных людей, захлопнулась последняя Дверь.
Александр скоро приедет. Вероятно, все будет хорошо.
Конец