— Совсѣмъ нѣтъ! все правильно. Но разъ она этого требуетъ… — отвѣтила Софья Сергѣевна и пожала плечами.
— За Николаемъ Михайловичемъ?
— Ну, конечно…
Софья Сергѣевна стала писать записку, а Глѣбовъ опять накинулъ свою шинель.
— Вретъ она про belle-mére, или не вретъ? — тревожно спрашивалъ онъ себя.
Жестяная лампочка горѣла, а на ларѣ сидѣлъ швейцаръ и дремалъ.
— Выпустите меня! — окликнулъ его Алексѣй Дмитріевичъ. Тотъ поднялъ голову и поглядѣлъ на Глѣбова. Взглядъ его былъ какой-то тупой и равнодушный; всталъ онъ не сразу.
— Я совсѣмъ не даю вамъ покоя, — заговорилъ Глѣбовъ, — теперь надо за докторомъ… А вы совсѣмъ больны!
— Ничего! — вяло отвѣтилъ швейцаръ и пошелъ къ подъѣзду.
Докторъ былъ пріятель Глѣбова, но жилъ далеко. Алекеѣй Дмитріевичъ торопилъ извощика и все думалъ о томъ: вретъ или не вретъ Софья Сергѣевна, что все идетъ хорошо?
— Если идетъ хорошо, то хорошо кончится, — соображалъ онъ и при словѣ «кончится» чувствовалъ жгучее, почти несбыточное счастье.
Обратно онъ ѣхалъ вмѣстѣ съ докторомъ и слушалъ, какъ тотъ сопѣлъ и всхрапывалъ, поминутно засыпая и просыпаясь на ухабахъ.
Прочитавъ записку Софьи Сергѣенны, Николай Михайловичъ сперва отказался ѣхать и только пообѣщалъ быть часа черезъ два; Глѣбовъ сталъ упрашивать его и вытащилъ чуть не насильно.
Стало свѣтать. Подъѣзжая къ дому, Глѣбовъ подумалъ, что увидитъ сейчасъ одутловатое лицо швейцара и его вялый, равнодушный взглядъ.
— У насъ швейцаръ боленъ, — замѣтилъ онъ вслухъ.
Николай Михайловичъ проснулся.
— Ахъ, это тотъ… Знаю, — сказалъ онъ, — ему не нынче-завтра капутъ.
— Отчего? — спросилъ Глѣбовъ.
— У него сердце не въ порядкѣ.
Они сошли съ извощика и вошли въ подъѣздъ. Докторъ сдалъ свою шубу швейцару и внимательно глянулъ ему въ лицо.
— Онъ почти готовъ, — замѣтилъ онъ Глѣбову, поднимаясь по лѣстницѣ,- а дежуритъ; ничего не подѣлаешь!
На его звонокъ отворила теща.
— Ну, чего у васъ тутъ? это вы все мутите? — спросилъ ее Николай Михайловичъ.
Старуха замахала руками.
— Она умретъ! она непремѣнно умретъ! — чуть не закричала она.
— Да неужели непремѣнно? — спокойно спросилъ докторъ и сталъ приглаживать волосы передъ зеркаломъ,
— Идите же къ ней, au nom de Dieu!
— Не растрепаннымъ же идти! Мнѣ этотъ… вашъ… одѣться порядкомъ не далъ, — сказалъ Николай Михайловичъ.
— Ахъ, mon Dieu! Леля умираетъ и все, а вы съ вашими прическами!
Докторъ спряталъ свою гребеночку въ карманъ и пошелъ за старухой.
— Ишь, какъ бѣгать-то стала! — пошутилъ онъ, глядя, какъ та быстро переваливалась на ходу.
Алексѣй Дмитріевичъ постоялъ среди кабинета, а потомъ черезъ столовую и корридоръ тихо подошелъ къ дверямъ спальни.
— Это ничего? можно? — услыхалъ онъ измученный голосъ жены.
— Конечно. Конечно! — громко отвѣтила Софья Сергѣевна.
— Au nom de Dieu, Леля, не дремли! — жалобно заговорила теща. — Ахъ, это съ ней не сонъ, а просто слабость или дурнота.
— Напротивъ, пусть спитъ, если хочетъ, — возразилъ докторъ. — А вы бы шли туда, мамаша. Тамъ Леша одинъ.
— Да… Иди, мама, — тихо сказала Леля.
Алексѣй Дмитріевичъ отшатнулся и, чтобы не возвращаться въ кабинетъ, быстро пошелъ по корридору и отворилъ дверь кухни. Кухарка, одѣтая, спала на кровати; рядомъ въ растяжку на полу спалъ большой бѣлый котъ. У плиты стоялъ самоваръ безъ крышки, въ печи лѣниво потрескивали дрова, а въ большомъ мѣдномъ чайникѣ булькалъ кипятокъ.
— Марья! — тихо позвалъ Глѣбовъ, придумывая, что бы спросить у кухарки, если она проснется. Но она не проснулась.
— Леля дремлеть, Леля не мучится, — сказалъ онъ себѣ съ облегченіемъ.
Непривычная обстановка развлекала Глѣбова.
— Что у нихъ тутъ таракановъ! Неряхи! — подумалъ онъ, приглядываясь къ раковинѣ.
По корридору кто-то пробѣжалъ, горничная или акушерка.
— Если я пойду въ кабинетъ, то навѣрное поругаюсь съ тещей, — сообразилъ Алексѣй Дмитріевичъ и сѣлъ на табуретъ около стола.
Кухарка вздохнула и пробормотала что-то во снѣ. Вода въ чайникѣ глухо кипѣла и время отъ времени выплескивалась на плиту тонкой дымящейся струйкой. Глѣбовъ зѣвнулъ и положилъ голову на руки…
— Такъ вѣдь вотъ же онъ! — закричалъ кто-то надъ самымъ его ухомъ. Алексѣй Дмитріевичъ вздрогнулъ и открылъ глаза. Передъ нимъ съ полотенцемъ въ рукахъ стоялъ докторъ и хохоталъ.
— А говорятъ — сбѣжалъ. Не сбѣжалъ, а спитъ.
Кухарка проснулась и стремительно соскочила съ постели, хватаясь за голову.