Она сразу же занялась моей больной ногой.
— Ну, могу вас успокоить, — проворковала она, — ваша нога не выглядит сильно пострадавшей, и чтобы вылечить ее не потребуется колдовской дар. Впрочем, у меня где-то завалялось волшебное снадобье!
Из небольшого шкафчика она достала кусок белой материи и флакон из толстого синего стекла. Когда она вытащила пробку, по комнате распространился приятный запах травяной настойки.
— Это отвар буквицы, замечательной буквицы, и еще кое- каких трав, секрет которых мне довелось узнать…
Едва она нанесла снадобье на мою ногу, как боль прошла, и опухоль начала уменьшаться.
— Через час вы забудете, что у вас с ногой что-то случилось, — заявила старушка, осторожно погладив ногу. — А теперь самое время немного перекусить.
Если ужин моей очаровательной хозяйки ограничился несколькими зернышками риса, то я лихо расправился с солидной порцией рисовой каши с корицей и черным сахаром, а также с несколькими большими ломтями ветчины и удивительно мягким хлебом.
Я предложил заплатить за все, но она категорически отказалась
— Вы здесь не в харчевне, мой юный друг, — сказала она. — И, поскольку нам вскоре придется отправиться на прогулку, вам нужно будет выпить нечто очень полезное перед дорогой.
— О какой дороге вы говорите? — поинтересовался я.
— Полная луна нынче светит, словно корабельный прожектор, — ответила она, — а у меня еще есть хороший фонарь. Так что я сама отведу вас к плотине.
Она налила мне в стакан напиток, который назвала укрепляющим; я отхлебнул глоток, и сразу же почувствовал, словно во мне вспыхнул приятный огонь. Она и сама отпила несколько капель эликсира, после чего извлекла из кладовки большой фонарь, заправила его маслом и зажгла с помощью зажигалки. Закончив подготовку, она сообщила, что готова стать моим проводником.
Ночь, как она сказала, действительно была лунной, и все вокруг было видно почти так же хорошо, как днем.
Маленькая и хрупкая, старушка бодро шагала впереди меня; фонарь раскачивался у нее в руке.
Моя нога перестала болеть, и я с удовольствием и благодарностью сообщил ей об этом.
— Ах, какие пустяки, не стоит об этом вспоминать, мой юный друг!
Впереди уже была видна плотина. Внезапно я заметил появившийся в стороне огонек, словно кто-то шел в том же направлении, что и мы, пользуясь таким же фонарем. Я сказал об этом старушке, но она рассмеялась и покачала головой.
— Мой дорогой невежественный друг, если бы это был человек с фонарем, то его можно было заранее считать пропавшим, подобно камню, упавшему в глубокую воду; он сейчас идет мимо холма, на котором живут тысячи крабов, а поэтому в здешней местности нет ничего более опасного, чем этот холмик. Но это обыкновенный блуждающий огонек, который играет роль светильника на лягушачьей свадьбе.
Мы подошли к плотине, и я увидел освещенное изнутри окно харчевни «Два флага», приглашавшее замерзших путников в тепло и уют.
— Доброй вам ночи, — сказала немного странным тоном моя благодетельница. — Мне остается пожелать вам приятных снов, мой юный друг.
Поспешно произнесенные мной слова благодарности никто не услышал, так как фонарь в руке старушки уже терялся вдали, словно блуждающая звезда.
— Наконец-то вы вернулись! — воскликнул Берт Нильс, хозяин кабачка, едва увидев меня.
И он сразу протянул мне стакан с горячим грогом, почему- то показавшимся мне необычно неприятным на вкус.
— Неужели вам не нравится мой напиток? — встревожился Берт.
— Прошу простить меня, он хорош, как всегда, но мне только что пришлось выпить нечто совершенно восхитительное, в сравнении с чем любое другое питье покажется дождевой водичкой.
И я рассказал о своем приключении.
Берт некоторое время молчал, а потом негромко выругался.
— Скажите, а у этой старушки было что-нибудь обмотано вокруг шеи? — спросил он, настороженно присматриваясь ко мне.
— По правде сказать, я не смогу вам ответить, так как не обратил на это внимания. Хотя, действительно, теперь мне кажется, что перед тем, как провожать меня, она набросила на плечи легкую зеленую шаль.
— Старуха с зеленым шейным платком! — завопил Берт так громко и неожиданно, что я вздрогнул. — И вы живы!
— Наверное, только потому, что вы родились в воскресенье, — произнес кто-то рядом хриплым голосом.