Наталья Резанова
У принцессы век недолог
Моим друзьям
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ, ГЛАМУРНАЯ
ГОД СИВОЙ КОБЫЛЫ
Вот было у крестьянина три сына,
Все трое дураки, что характерно,
Атос, Портос и младший – Буратино,
Принцессу встретили, и кончилось все скверна
– А я говорю – на Запад!
– А я говорю – в другую сторону!
– А я говорю – сыт я твоим Востоком по горло!
– Он такой же твой, как и мой!
Милая, счастливая семейная жизнь со всеми ее неотъемлемыми особенностями. Старый Твердыня, обмахивавший тряпкою стойку, даже не повернул головы в нашу сторону. Привык. Уже которую неделю мы торчали в Волкодавле, и ровно столько же времени спорили о том, куда нам податься дальше.
Не то чтобы нас кто-то гнал из Волкодавля, и из Поволчья вообще. Совсем наоборот. И вовсе не потому, что наша экспедиция увенчалась неудачей.
Идея отправиться на поиски жар-птицы, каковую непременно желал заполучить Иван Недееспособный, престарелый поволчанский царь, принадлежала мне. Причин тому было несколько. Во-первых, нам с Гверном решительно нечего было делать, во-вторых, мы в свое время так и не совершили свадебного путешествия. И в-третьих, но не в-последних, нужно было подзаработать денег. Кроме того, все легенды о жар-птице сходились на том, что искать ее нужно на Ближнедальнем Востоке, а мы на тот момент, когда закончилось очередное приключение, и так уже там находились.
Однако Ближнедальний Восток велик, а историй о волшебных птицах там ходит в изрядных количествах. Мы постарались припомнить их на предмет поиска полезной информации. Легенду о Железном Фениксе отбросили с порога – кому-кому, а мне было известно, что Страж-птица ныне покоится на дне озера Дахук-Кардаль. Птица Обломинго и почитаемая в Ералашаиме голубка Мирра нам не подходили по тактико-техническим характеристикам. Преподобный Читтадритта, у которого мы гостили, в порядке духовного окормления поведал нам притчу о двух женах бога Дуремудры – Порвати и Разорвати. Одна из них пожелала иметь тысячу сыновей, которые, не марая ручек, всегда имели бы что поесть и выпить. Другая же предпочла родить одного сына, который бы превосходил силою тысячу предыдущих. И вот Порвати произвела на свет тысячу пиявиц ненасытных, сосавших кровушку у всего, что шевелится. И опустошили они бассейн реки Хавиры, и люди вынуждены были покинуть его. Но тут Разорвати произвела на свет волшебную птицу Гируду. И сей птиц Гируда изничтожил своих кровососущих братьев.
Гверн настаивал на том, что Гируда и есть искомая жар-птица. В доказательство правоты он мог привести лишь то, что Гируда своих братьев, по всей вероятности, съел, а жареные пиявки в некоторых странах почитаются деликатесом. А без жара как же их зажарить?
Мы решили проверить эту версию и, сподобившись благословения отца-настоятеля, покинули гостеприимный Монастырь Невидимых Миру Слез и спустились с Балалайских гор. Путь наш лежал в окруженную джунглями долину реки Хавиры.
Оказалось, что это была большая ошибка. Нет, долину-то мы нашли. Нашли также и Гируду. Но этот птиц оказался кровопивцем похлеще своих пиявочных братьев, поскольку был размером со средней величины дракона и рожден был летать, а не ползать. Люди, понимавшие, что от Гируды просто так не удрать, без особой надобности в долину не совались и как-то научились с Гирудою сосуществовать, загоняя в долину крупный рогатый скот. Падали Гируда не жрал принципиально, предпочитая хоть изредка попить свежей крови. Мы от него еле отбились, и как раз факелами – эта тварь огня на дух не переносила. Так что жар-птицей быть никак не могла.
Не были искомыми также птицы Рух и Чорновил, свившие гнезда на склонах западного берега Хавиры. Орали они весьма зажигательно, но этим все ограничилось.
В конце концов, жар-птица все же обнаружилась – в небольшом эмирате Топчи-Майдан, неподалеку от Радужного моря. Откуда добыл ее эмир, никто уже не помнил. Достоверно известно было одно: решившись взглянуть на свое приобретение, эмир Топчи-Майдана ослеп. Но не огорчился, а наоборот, успокоился. Ибо понял, что каждый, кто осмелится похитить его сокровище, также утратит зрение навеки.
Жар-птица обитала в особой башне, пристроенной ко дворцу эмира. Кормили ее и чистили за ней клетку специально обученные слепые слуги. Стража в башни не совалась, боясь за свет своих очей.
Что мне всегда нравилось на Ближнедальнем Востоке – так это консервативность и приверженность традициям. Если б они там свои научные достижения вздумали широко применять на практике, ужас что получилось бы. А так – все спокойно, всем хорошо, кроме тех, кто ослеп, конечно.
Поэтому, когда я разыскала в Топчи-Майдане чифаньского алхимика и заказала у него две пары темных очков и светонепроницаемый колпак, он принял заказ, не озаботившись полюбопытствовать, зачем мне это надо.
Так что изъятие жар-птицы из башни произошло без жертв и производственного травматизма. Стражники, подхихикивая, сами пропустили нас, привыкши, что горючая пернатая сама себя защищает. А когда мы вышли в очках и с неоколпаченной клеткой, шустро разбежались.
К моему глубочайшему удивлению, погони за нами не было. Обсудив это обстоятельство, мы с Гверном пришли к выводу, что эмиру просто не сообщили о похищении жар-птицы. Слугам и стражникам не хотелось терять непыльную работу с приличным жалованьем, а верховная власть была слепа не только в переносном смысле слова.
В ближайшем порту мы погрузились на пиратскую баркентину «Неуловимый Джо» (с капитаном у нас нашлись общие знакомые), которая и доставила нас к дельте великой реки Волк. А дальше пришлось добираться своим ходом – вплоть до Волкодавля.
На первый взгляд, в столице Поволчья ничего не изменилось. Царем был по-прежнему Иван Недееспособный, правил от его имени регент, Иван-Царевич, он же Дурак. К нему и направился Гверн с жар-птицей.
Я во дворец не пошла. Вовсе не потому, что с супругой регента, Миленой Неможной, мы встречались при несколько компрометирующих ее обстоятельствах и она захотела бы избавиться от нежелательной свидетельницы. Царевна Милена была из тех дам, что и собственного мужа помнят с трудом, а посторонних людей она вообще в лицо не запоминала.
Причина была иной. Как я давно заметила, любое предприятие, свершенное с участием женщин, оценивается гораздо ниже, чем чисто мужское. Вот я и отправила Гверна договариваться с регентом по-мужски. А самолюбие... пустынный демон Ишак-Мамэ с ним, лишь бы денег заплатили...
И тут нас постигло горчайшее разочарование. Нет, жар-птицу у Гверна приняли с благодарностью. Заодно реквизировали и очки с колпаком, на котором поставили печать «Собственность армии Поволчья», и снесли птичку в арсенал.
Но вот в деньгах благодарность не выразилась. Нет, Иван-Царевич не был полным мерзавцем. Но Дурак в очередной раз доказал, что он хитрец и вообще личность скользкая. Он предложил Гверну титул в качестве моральной компенсации. А Гверн возьми и брякни в ответ, что, как есть он принц, хотя и не наследный, всякий титул, кроме королевского, понизит его статус. (Ну, предположим, я-то наследная принцесса, и для меня стал бы оскорблением титул ниже императорского, но я же не ору об этом на каждом перекрестке?) Иван-Царевич, не моргнув, ответствовал, что нет титула выше звания гражданина, и потому он жалует Гверна с супругою почетным гражданством Волкодавля. Грамоты, заверяющие сие, будут вручены нам в ближайшее время.
И ведь не солгал. Вручили нам эти грамоты, красивые такие, с подписями и печатями. И это все.
Оно, конечно, в некоторых ситуациях не так уж плохо. Полезно бывает иметь документ, удостоверяющий твою личность. Но благодаря этим красивым грамоткам мы стали гражданами. А Поволчье находилось в состоянии вялотекущей гражданской войны.
Собственно, о том, что здесь началась смута, я знала еще до похода за жар-птицей. А поскольку злой волшебник Дубдуб, мутивший воду в Ойойкумене, хотя и с большим опозданием, но все же дал дуба, я надеялась, что к нашему возвращению как-нибудь все рассосется.