Я молока терпеть не могу и в рот его не беру с тех пор, как меня отняли от материнской груди. Первым моим побуждением было вернуть кувшин. Но я сегодня уже достаточно обидела боярина Бобоану: не погибла там, где сложили головы многие воины, не выпила вина, не отвергла напрочь предложение ландграфа, бросила бестактное замечание про темницы. Если я еще и от молока откажусь, это будет прямое оскорбление. Поэтому я забрала у женщины кувшин, поставила его на подоконник и выпроводила служанку восвояси. После чего заперла дверь и улеглась спать.
Ничего хорошего из этого не воспоследовало, как из любого благого намерения. Хотя в предшествующие двое суток спать мне приходилось урывками, глаза сомкнуть никак не получалось Я склонна была винить в этом неудобную постель. Я на сей счет не избалована, ночевала и на сырой земле, и на камнях, но ложе покойного священника – это было что-то. Очевидно, духовный наставник крепости был из породы аскетов – из тех, кто подкладывает гвозди под свой тюфяк, а при молитве под колени – горох... или наоборот, гвозди при молитве и горох под тюфяк. Правда, на этой лавке и вовсе тюфяка не было. Да и узкая она была – не повернешься. Кончилось тем, что я стащила с лавки незаменимую безрукавку, расстелила ее на полу и улеглась. Так было гораздо удобнее. Но сон все равно не шел. Может, не нужно было отказываться от осмотра темниц... Мало ли что мне тут наговорили. Не стоит все принимать на веру. Нынче я достаточно побродила по крепости и сумею отыскать вход в подвал, а там – как-нибудь...
Сон не шел, зато, кажется, ко мне пришел кто-то другой. Скрип ключа в замке почти не был слышен – несомненно, замок хорошо смазали. Дверь тихонько приоткрылась.
Это было уже интересно. Поскольку человек, являющийся среди ночи без приглашения, обычно с добрыми намерениями не приходит, я затаилась, ожидая дальнейшего развития событий. В темноте не было видно, кто это, но и он меня на полу видеть не мог.
Несколько мгновений человек стоял неподвижно. Затем мелькнуло лезвие, и отнюдь не меча. Ночной пришелец взмахнул топориком на длинной рукояти, каковые носили местные жители. Топор пролетел надо мной и ударил аккурат по тому месту, где должна была находиться голова, если б я оставалась на прежнем месте. Лавка с хрустом треснула – с тем же успехом хрустнул бы мой череп. Только тогда человек рискнул пересечь комнату, предварительно вытащив из-за пояса нож. При этом он вполне мог споткнуться об меня, но я не позволила этому свершиться. Покуда он двигался к постели, я пнула его туда, куда с пола пинать удобней всего. Одного было жаль – сапоги на ночь я все же сняла. Ну ничего, у меня и пяткой этот удар неплохо получается.
Он взвыл, согнулся пополам и выронил нож. После чего диспозиция поменялась самым кардинальным образом. Довершая начатое, я сбила его с ног, и, покуда он не отошел от болевого шока, связала его же поясом. При этом мне удалось разглядеть посетителя. Увы, это был не боярин Бобоану, а Будай, мой давешний проводник.
– Но ты же должна спать! – простонал он.
Тут до меня дошло. Молоко! В воде не всякое сонное зелье разведешь, а молоко – оно непрозрачное.
– Нехорошо у вас в крепости с гостями поступают. Мало того, что подставы устраивают, так еще зельями травят, убийц подсылают. Некрасиво.
Будай то ли всхлипнул, то ли всхрюкнул.
– Бояре говорили господину, что ты беспременно перебежишь к Ужоснаху. И что нельзя этого допустить, потому что слишком много ты видела в крепости и можешь рассказать об этом нашим врагам.
Замечательная логика! Сначала отправить меня осматривать крепость, а потом опасаться, что я расскажу об увиденном. Я решительно отказывалась понимать жителей Сильватрансы.
– Враги? Но Ужоснах – союзник Нераду Бобоану, разве нет?
– Иные союзники похуже противников будут, – ответил Будай, являя начатки здравого смысла, который я и не чаяла здесь встретить.
– Ага, и потому вы решили меня убить. Тебя-то почему послали?
Ответ не блистал оригинальностью.
– Благородные витязи не марают рук убийством пошлой бабы, к тому же чужестранки. А я человек подневольный.
– То есть они все перетрухнули, потому что у них кишка тонка была справиться с теми уродами на площади. И на всякий случай решили меня притравить. Что ж сонного подсыпали, яду пожалели?
– Времена сейчас трудные, яду не достать. А маковый отвар завсегда имеется...
– Так у вас тут и маком балуются? Что ж, это зелье в любом захолустье производится. Неудивительно, что часовые у вас дрыхли так крепко. Стало быть, решили усыпить и прирезать для верности. Тем более что ни кольчуги, ни доспехов я не ношу – ты сам это проверял, когда в оружейную водил...
– Смилуйся, добрая домна! Я только выполнял приказ! Не убивай! У меня семья!..
– А вот посмотрим. – Я приставила ему к горлу нож. – Отвечай как перед священником... нет, лучше как перед верховным богом! Был ли за последний месяц... нет, уж больше, сорок дней... так был ли здесь чужеземный рыцарь по имени Гверн, и если был, то что вы с ним сделали? Говори, падла, правду, иначе никакие стригои с шоломонарами тебе не помогут!
– Клянусь, домна, уж два месяца никаких чужеземных рыцарей и витязей не было. Последний был из империи, Тейфель звали его, он чашу спер, так мы его по обычаю предков – на кол...
– Ладно. – Я встала и взяла кувшин. – Маковый отвар, говоришь? – Вернувшись, я крепко зацепила пальцами нос Будая. Он невольно открыл рот, и я, свободной рукой подтянув кувшин, стала вливать в рот пленника молоко. Пару раз пришлось прерываться, чтоб он не захлебнулся. Ведь теперь я преследовала другие цели, чем когда поила змеебыка водой из фонтана.
Когда Будай захрапел, я оставила его в покое. Просьбу я выполнила, не стала его убивать. А что там с ним сделает Бобоану за проваленное задание – отрубит голову или, в соответствии с национальными традициями, посадит на кол – не моя печаль.
Нужно было решить, каким образом покинуть негостеприимную крепость. На то, чтоб выбраться тем же путем, каким пришла, ушло бы слишком много времени. Светлица моя располагалась в угловой башне, сейчас удачнейшим образом находившейся в тени. Так что и более расторопный часовой, чем водившиеся здесь, с трудом проследил бы спуск по стене. Окно было зарешечено, но железо, пошедшее на прутья, изначально было низкого качества, да еще порядком проржавело. Позаимствованным у Будая топориком я перерубила один прут – этого было достаточно. Оставалось собрать вещи, извлечь из полевого набора веревку, закрепить на оставшемся пруте и сказать светлице «прощай». Ответного «прости» я бы все равно не дождалась.
Конечно, я видела, что веревка далеко не достигает земли, но стены в крепости были древние, камни в них неровные, и был шанс зацепиться за что-нибудь при спуске.
Оказалось даже удачнее, чем я предполагала. Пара мощных валунов так выступала из стены, что образовался практически карниз. Или вроде того. Встав на нем, я прикинула, как продвигаться дальше. Рва под стеной не имелось. Зато почти насупротив моего карниза высилось какое-то основательное дерево (вяз?). Поскольку петлю я не поленилась сделать скользящую, арбалет же зарядила заранее, на то, чтоб сдернуть веревку, привязать ее к болту и отправить этот болт в ствол дерева, ушло немного времени. Еще меньше – на то, чтоб перемахнуть со стены на дерево, хотя ощущения при этом были не из приятных, слишком смахивало на полет.
Покинув Торговище и его цитадель, следовало определить направление пути. Казалось бы, все ясно: Бобоану не хотел, чтоб я шла к Ужоснаху, следовательно, к нему и следует направить стопы. Тем паче что ландграф сообщил, где его искать – у реки Авжеж, верно?
Но еще прежде меня предупреждали, что не нужно ходить к Бобоану, а я не послушала. Авестита, да. Судя по тому, как о ней отзывался боярин, нелюбовь у них взаимная. Есть впечатление, что Бобоану не любит ее даже больше, чем ландграфа. Нет, «не любит» – определение неточное. Боится, вот.