– Маленький женский секрет... – Я не стала мучаться, изобретая оригинальное объяснение.
– Надеюсь, вы поделитесь им со мной?
– Со временем – возможно.
– Это было бы небесполезно. К сожалению, герр Подколодный прав – система иногда дает сбои. Поэтому я и задержался. Но я не терял этого времени зря... Как вас устроили?
– Благодарю, мне не на что жаловаться.
– Вот как? – он взглянул на меня с некоторым подозрением. – Обычно дамы благородного происхождения именно жалуются. Они и на перинах спят как на булыжниках.
– Допускаю, что и так. Я еще не спала и не испробовала, каково оно в вашем замке.
– Ах да. Доктор наверняка пожелал познакомить вас со своими питомцами. И как оно?
– На сей раз все живы, ландграф.
– В таком случае вы свободны. Пока.
– Я ничуть не устала, и если вы желаете продолжить допрос...
– Однако я должен с дороги переодеться, принять ванну, выпить чашечку кавы... Утром я жду вас для приватной беседы. За вами придут.
И он удалился, ожесточенно скребя спину и бока. Вот для чего ему ванна понадобилась... И почему, при таком количестве магов в замке, он никак не вылечит свою чесотку?
Телохранители последовали за ним, и ничего не оставалось, кроме как вернуться в отведенную мне комнату. Купание ландграфа растянулось надолго, и я успела за это время вздремнуть.
Предварительно я обыскала постель – не подсунули ли чего под тюфяк. В этой Сильватрансе всего можно ждать! И я не ошиблась. Под тюфяком обнаружился полотняный мешочек. На всякий случай я не стала развязывать его, а вспорола кинжалом, не прикасаясь руками.
Содержимое подарка составляли: высушенная жаба и такая же ящерица, человеческий мизинец, крылья летучей мыши, сердце и печень, судя по размерам, принадлежавшие птицам, причем разным, вырванный глаз, несомненно кошачий, и все это было присыпано красным порошком – не то перцем, не то шафраном. Знала я, что у обитателей здешнего замка вкусы своеобразные, но чтоб такие... Я подцепила мешочек острием кинжала и выбросила эту пакость в окно. Нехорошо, конечно, реку засорять, но было у меня подозрение, что воды Авжежа и не такое уносили.
Перетряхнув все, что можно было перетряхивать, больше ничего постороннего я в комнате не обнаружила. Перекусила, достав спрятанное в камине жаркое, запила водой и подремала вполглаза.
Когда в дверь постучали, я тут же вскочила. (Ядрена Вошь! Которую ночь сплю не раздеваясь... да и не ночь это вовсе... а ванна по утрам и вечерам только снится... однако ж чесоткой не страдаю. Пока.) Но за мной явился не сам ландграф, а один из его телохранителей. Воляй, кажется. Или нет, Воляй – это был портрет. Гуляй? Во всяком случае, вопреки утверждениям доктора Бланко, этот тип никак не принадлежал к имперским наемникам.
– Дука ждет, – провозгласил он.
– Кто?
– Господин.
– Ну так пойдем, – подкрепившись, я нашла в себе силы встретиться хоть с дукой, хоть с мукой, хоть с шевалье Глюком.
Супротив ожидания, фон Ужоснах дожидался меня не в малой трапезной, где вчера мне пришлось встретиться с соратниками ландграфа. Меня привели в кабинет, выдержанный в черно-красных тонах. Первое, что я увидела, – огромный портрет на противоположной стене. И весьма сомнительно, чтоб по ночам он болтал и вылезал из рамы, поскольку оригинал находился тут же. На картине Вульф-Фрик фон Ужоснах представал гораздо внушительнее, чем в жизни. Но после того, как я повидала свой портрет работы маэстро Кобелье, уже поняла метод работы современных художников-монументалистов. Других портретов, статуй, гобеленов и вообще произведений искусства в кабинете не имелось. На отельной подставке красовался титанических размеров хрустальный шар – мне такие еще не попадались. Вдоль стен были расставлены стеллажи, где располагались сосуды разных степеней достоинства. Один из таких сосудов стоял на столе перед Ужоснахом, и ландграф наливал себе оттуда в чашку какой-то напиток.
На утреннюю каву это не было похоже.
– Кровушку попиваете, ландграф?
– Вас это смущает? – Не дожидаясь моего ответа, он задал следующий вопрос. – Вы знакомы с доктриной нашего учения?
– Только в самых общих чертах. И, признаюсь, многого не понимаю. Мне говорили, что у последователей Края Света кровь пьют неофиты. Адепты же кровь отдают. Как брат Удо.
– Ах, брат Удо, брат Удо... То, что он не распознал вас – одна из причин постигшего его наказания. Ему следовало заниматься вами, а не размениваться на всякие мелочи.
– Итак, вы уже давно знали обо мне, – сказала я с хорошо темперированным безразличием.
– Да. Но вначале развею ваше недоумение. Верно, адепт отдает свою кровь неофитам, приобретая контроль над их волей. Но иерарх, стоящий на качественно иной ступени, может пить кровь как адептов, так и неофитов, подпитываясь их жизненной силой. В отличие от традиционных вампиров, для этого совсем не обязательно умирать и можно не пренебрегать обычными едой и питьем. Очень удобно, вы не находите?
– Вы совершенно правы.
– А теперь – о вас. Когда я вступил в орден Края, мой наставник любил рассказывать поучительные истории о своей спутнице, указавшей ему дорогу к храму. К сожалению, этот наставник не мог научить меня ничему полезному. Традиционный вампир, да еще и вегетарианец...
Так я и думала, что без Бедного Генриха здесь не обошлось.
– Но сами истории были весьма занимательны. Впоследствии я, как и другие прогрессивно мыслящие люди и нелюди, отошел от ортодоксальной веры в Края, ибо мне открылся Край Света. Но, подбирая кандидатуры для будущих контактов, я продолжал наводить о вас справки.
– Надеюсь, не для того, чтоб меня обратить? Пофигизм, который я искренне исповедую с юных лет, запрещает мне вмешиваться в дела других учений, но и следовать этим другим учениями не велит.
– Нисколько. Я работаю здесь с людьми и нелюдьми, верящими в других богов или вообще ни во что не верящими.
– Вот как? А я думала, вы собираете здесь своих единоверцев.
– Единомышленников – да. Единоверцев – нет. Я собрал здесь умелых магов, протестующих против косности мышления, борцов с пошлой ограниченностью, выбравших свободу творчества, не ограниченную ничем, кроме моей воли.
– Ну, с творческими методами доктора Бланко и бокора Мамбуру я уже ознакомилась. А другие?
– Вот, например, Подколодный. Выходец из Поволчья, едва ли не самой отсталой страны в Ойойкумене. Естественно, он устремился в более продвинутые государства. Великий Суржик вряд ли может по этой части отвечать строгим запросам. Поэтому Подколодный перебрался в Гонорию, где стал придворным астрологом магната Вепшепепшема. Последний гороскоп, составленный им, был таков, что Вепшепепшем до сих пор разыскивает своего звездочета с собаками.
– А вам-то он зачем сдался, этот пьяница и склочник?
– Верно, таков он и есть, но при этом он еще предсказатель и пророк. Какая же серьезная организация без своего пророка? Правда, что именно он прорицает, понять довольно трудно, ибо предсказания он делает исключительно по-поволчански, а никто из нас не владеет этим языком в полной мере. Можно лишь догадываться, что Подколодный вычислил, будучи астрологом, появление кометы, ибо в его монологах часто встречаются слова «звезда» и «уши». А всякому известно, что комета предвещает глобальные перемены. Вдобавок не кто иной, как Подколодный придумал, как воздействовать с помощью нашего супершара, – Ужоснах кивнул на хрустальную громадину, – на каналы порталов перехода. До того мы применяли это магическое устройство только при подслушивании и заглушке, но оказалось, что мы недооценили собственные возможности. Впрочем, это к делу не относится.
– Ясно. А граф Дрэкула? Я понимаю, в Сильватрансе он вам нужен как наследник славного имени. Но он-то с кем боролся, кроме кредиторов?
– О, тут особая статья. Мы с ним сходимся в том, что являемся противниками традиционного вампиризма. Но есть некие фундаментальные истины, которые невозможно опровергнуть – как то, что в крови заключена квинтэссенция жизненных сил. Однако граф, отвергая традиционный вампиризм, дошел до утверждения, что жизненную энергию можно получить из других выделений человеческого тела. В идеале, по его теории, все, что выделяется, возвращается назад, снова выделяется и снова возвращается, и так достигается бесконечный круговорот, о котором так много твердили философы.