– Однако... Почему же архитектор высокого класса прозябает в этой забытой богами стране, не на самой престижной должности?
– Согласно обычаям Шерамура, дворецким у принца крови, к коим приравнен граф Дрэкула, может служить только титулованный дворянин. Так что граф оказал мне честь, пригласив на эту должность.
Ох уж мне эти вечные сословные предрассудки шерамурцев!
– Положим, Дрэкула – принц не крови, а...
– Умоляю вас, мадам, не продолжайте! Я сам выбрал свою судьбу. – Он гордо склонил голову, насколько позволяли горбы.
– Ладно. – Я забрала чертежи и покинула жилище инкуба и дворецкого. У меня были более насущные заботы.
Вернувшись к себе, я поначалу обыскала комнату и удостоверилась, что на сей раз неприятных сюрпризов не подложено. Подкрепилась остатками жаркого (непременно надо в ближайшие сутки еще кого-нибудь подстрелить). И принялась изучать чертежи. Естественно, интересовало меня одно – как с наименьшими затратами сил и времени попасть в узилище отца Батискафа. Было у меня подозрение, что только квадратист способен прояснить ситуацию. Поскольку замок недавно перестроили, надеяться на то, что решетки окажутся такими же трухлявыми, как в крепости Бобоану, не следовало. И пилить их пришлось бы слишком долго и слишком шумно. На чертеже нужной мне башни, ярусом выше узилища и с противоположной стороны, я обнаружила симпатичное окошечко. То ли для вентиляции, то ли – в свете оборонительной теории – для вывода труб с зажигательными смесями типа «чай Вылезария» либо обычной горячей смолы.
Оставалось проверить, не зарешечено ли, с большого ума, и это окошко и мой ли это размерчик. Но прежде нужно было достаточно примелькаться в глазах охраны, дабы никто в решающий момент не стал поднимать тревогу. Пусть попривыкнут, что я лазаю по стенам и крышам.
И верно – пару раз ко мне обращались с вопросом: «А что это вы здесь делаете?» – но довольствовались объяснениями насчет возможного налета с воздуха. Я убедилась, что стражники, в отличие от доктора Бланко, в горных драконов верят, хотя никто их не видел.
– Местные их прячут, – заявили мне Белый и Рыжий, вновь несущие стражу у восточной башни. – Местные, они знаете какие сволочи, гнедиге фрау? И неизвестно, кто хуже, – те, кто на вражьей стороне, или кто на нашей.
– А кто у нас враг? – полюбопытствовала я. – Наверное, боярин Бобоану?
– Этому тоже веры нет... а только все они хором несут про какую-то Авеститу, хозяйку всей горной нечисти.
– Ну, вам-то к нечисти не привыкать.
– Да уж, то, что у нас творится, похуже всякой нечисти будет. Ночью, хорошо, что не в нашу смену это было, один из уродов доктора взбесился...
– Который?
– Из новых... – Рыжий доверительно понизил голос. – Человекосвин. Он, говорят, прежде сильным колдуном был, да в немилость попал, и кишка у него тонка оказалась против здешних. Забил двух соседей по вольеру, а остальные его сами порвали.
– А дальше что?
– А дальше, – сообщил Белый, – приперся шаман черномазый, посмотрел, плюнул, сказал, что он с такими огрызками не работает, и ушел.
– И куда огрызки дели? На корм прочим «воспитанникам»?
– Доктор так и хотел. Но черномазый сказал – нельзя, еще отравятся. И снесли это графу в подвал...
И стражники, как обычно, дружно заржали.
Итак, поговорить с братом Удо, даже в таком облике, никак не удастся. Не оттого ли он взбесился, что увидел меня и вспомнил, кем был? И никакой соли не понадобилось.
Лапуту Мамбуру я тоже увидела – уже после полудня, когда пробиралась по крыше того перехода, где накануне мы шли с доктором Бланко. Старый мерзавец не вернулся на пост у портала. Он отдыхал в тени. Сидел, привалившись к стене. И не один, что характерно. Рядом примостился экс-волхв Подколодный. Один дымил трубкой, другой бережно баюкал бутылку.
– Этот Вепшепепшем, сволочь гонорийская, – повествовал беженец из Поволчья, – одна только слава, что магнат. Распорядился в погреб меня не пускать, понимаешь ты, морда твоя хунганская? Типа там меды у него столетние, их баклагами не пьют... Канал пророчеств перекрыл! И всякие-разные набежали, в уши начали ему вливать – мол, планеты у меня не в тех домах сидят, натальными картами я не пользуюсь... Астролухи! Я без всяких этих... анальных карт все, что надо, предскажу, когда у меня в мозгах просветление! Мне тогда сам Траханеот Рыдалец не брат! Бот слушай! – заорал он по-поволчански.
– Душевный приход, le Pigeon.
– Какой я пижон! Я честный волхв! Все меня в этом замке обижают, один граф, добрый человек, уделил деталей, чтоб перегонный аппарат построить. А дальше я сам, без медов ваших поганых гонорийских обойдусь! Мы, поволчане, знаешь какие? У нас главное – руки золотые, и воображение немерянное. Нам горсточку запчастей дай да пару досок – мы такое соберем, что Заморской Олигархии и во сне не приснится! Оружие совершенной мощности... корабли, чтоб к звездам летать... или вон установку, чтоб всем магическим порталам пути-дороги перебить...
– Так почему, если вы такие умные, вы такие бедные?
– А вот как раз поэтому! От большого ума! И еще потому, что каждый раз, как начинаешь, скажем, приспособление для сбивания вражеских драконов собирать или вот корабль воздушный, все равно получается перегонный аппарат. Да тут еще и выпить по-человечески не с кем! Не с имперцами же! Каждый раз норовят бражку спереть, а душевно поговорить не желают! Бабы шастают каждую ночь, все беды от них. Но те хоть ночью, а теперь и днем какая-то зараза объявилась, вот говорят мне звезды, шепчут прямо, большие от нее будут неприятности!
– Насчет нее не беспокойся. Я ей такое гри-гри подложил, это высший класс! – Мамбуру поцеловал кончики пальцев. – Если проймет, умрет в три дня.
– А если не проймет?
– Тогда станет Мамбой. Самой главной, по-вашему.
– Как ты – Мамбуру?
– Как я, только главнее. Но только до сих пор всех пронимала. Это сильная порча, не чета потугам бледнозадых. И вообще, белой мамбы в природе не бывает, бывает только черная!
Разговор получился весьма познавательный, но после этих слов Мамбуру снова впал в ступор, и лишь Подколодный продолжал бормотать что-то под нос, поминая карты, в которые он не играет, грядущие беды и пресловутую звезду.
А я устремилась на поиски заветного окна. Хорошо хоть, что я не оставила в комнате ничего из своих вещей. Кто знает, что еще взбредет в обкуренную голову бокора? Способен ли он заколдовать сумку, чтоб задушила меня ремнем, или нож, чтоб меня прирезал? Я не склонна была проверять.
Сумку я утащила не из осторожности, а потому что там находился весь походный полевой набор. Пока что мне не нужны были веревка и крюк, каковыми я пользуюсь крайне редко. Но, действуя по обстоятельствам, – почему бы и нет?
Исследования показали, что искомое окно не было зарешечено и протиснуться в него было можно. Кроме того, данная стена выходила не на реку, а на ров. Но выгодно ли это мне, я еще не решила.
Возвращаться к себе я не стала, стрельба по птицам также было отложена. Остаток времени до вечера я провела в изучении крыши. Пения из темницы не доносилось, зато слышно было, как хором воют наемники.
Когда стемнело, я спустилась по стене и пролезла в окошко. Предположение насчет горючих материалов оказалось близко к истине. В помещении, куда я попала, стояли закупоренные жестяные бочки, судя по запаху и по потекам на жести – со смолой. Похоже, они здесь действительно готовы к нападению. Но – откуда? Назрел вооруженный конфликт с Бобоану? Или всерьез относятся к Авестите?
Дверь была заперта изнутри, но я открыла ее стилетом-отмычкой. Этот этаж не был охраняем – бочки со смолой не представляли особой ценности, замка на двери оказалось достаточно. Но когда я спустилась по узкой и крутой лестнице, цепляя обгорелой безрукавкой свежую побелку, выяснилось, что этажом ниже по коридору ходит часовой.