В обширной горнице было свежо и тихо; на темном полированном полу лежали длинными, широкими полосами яркие солнечные лучи, врывавшиеся сквозь открытые окна. Марылька прошлась по горнице и опустилась на стул возле окна.
«Зося обещает доказать, да вот до сих пор не несет ничего. А, да что там, — махнула она рукою, — ложь, правда — все равно, лишь бы вырваться отсюда! Но как? Куда?»
Марылька сцепила на коленях руки и, закусивши губу, глянула куда-то в сад, не видя перед собой ничего. Так прошло несколько минут. Вдруг противоположная дверь слегка приотворилась, чьи-то хитрые глазки приложились к щели, затем дверь пошире распахнулась и в комнату вошел Ясинский.
— О боже! — вскрикнул он, сделавши два шага, и остановился словно от неожиданной радости среди комнаты. — Пани уже здесь? Здорова... А я, а я... так измучился, теряясь в догадках, не зная, что подумать... Ведь королева наша так жестока! Она не хотела и одним словом успокоить меня.
— Не может ли пан вместо этих пустых слов сообщить мне что-нибудь о Хмельницком? — прервала его излияния Марылька.
— О, все, все! — протянул напыщенно и подошел к ней Ясинский. — Но в задаток прошу ручку.
Марылька с брезгливою миной протянула ему руку и произнесла нетерпеливо:
— Ну?
— Да что же? — опустился подле нее на стул Ясинский. — Хлопа поймали, отправили в Варшаву, лайдаков разогнали... — Оставь, пане, мне надоела эта ложь, — резко перебила его речь Марылька, — вы с паном Данилом ловко умеете петь в одно, но я знаю, что Хмельницкого не поймал никто.
В глазах Ясинского мелькнул радостный огонек.
«Теперь удобная минута», — быстро промелькнуло у него в голове, и он возразил Марыльке с глубоко огорченною миной:
— Что я предан пану Данилу, то так, но пусть не думает пани, что я с ним пою во всем заодно. Есть дела, в которых участие мое гнетет меня, как гробовая крышка... Если б я мог... если б мне позволила пани...
— Да что мне до всего этого?
— Однако... если б пани доверилась...
— Ну?
— Здесь, пани, замешаны и третьи лица...
— Все ваши дела и поступки гадки мне... Прошу пана отвечать мне лишь на то, о чем спрашиваю. Итак, Хмельницкий не пойман?
«Опять сорвалось», — подумал про себя Ясинский, но поспешил ответить, заглушая свою злость:
— Если пани желает знать правду, то до сей поры шельма еще гуляет со своим сбродом на свободе, но теперь панство решило покончить его одним ударом и двинуло на него коронные войска. Подлый хлоп наделал немало хлопот, а все это наши порядки; нет ни разумных голов, ни умелых полководцев! — Ясинский сделал пренебрежительную гримасу. — Не так бы поплясал у меня этот пес. Я и то не понимаю, почему пан Данило не захотел выйти с ним на поединок... правда, сражаться с хлопом, но... во имя отчизны, по крайней мере, прикончил бы одним ударом эту змею.
— А почему же пан не предложил тогда своих услуг? Ведь он же участвовал в этом наезде?
— Если б я только имел право обнажить меч за богиню моего сердца, — наклонился к Марыльке Ясинский.
Но Марылька отстранилась резким движением и произнесла с холодною усмешкой:
— Дальше, пане, позаботьтесь лучше о своем мече, так как его придется, верно, обнажить скоро не за меня, а за собственную жизнь. — И, не бросивши на Ясинского взгляда, она встала с места и прошла в свою комнату.
Там поджидала ее уже Зося.
— Что ты делаешь здесь? — обратилась к ней с недовольным лицом Марылька.
— Пани, золотая моя, — зашептала торопливо служанка, приближаясь к Марыльке и почти касаясь ее лица своею разгоревшеюся щекой. — Не могла вас вызвать, чтобы тот не догадался, а я все узнала... Уж какой ценой, а узнала: коханка есть, тот сам привез ее... Запрятали у рыбака в хате на озере.
— Ты знаешь где?
— Знаю, знаю. Видела не раз.
— Веди меня.
— Ой, пани, боюсь, как бы пан...
— Я отвечаю за все.
— Может быть, подождем хоть до вечера, — стемнеет...
— Я же говорю тебе, сейчас! — почти прошипела Марылька и глянула строго на Зосю.
Но лицо Зоси дышало жадным женским любопытством, глазки блестели, щеки разгорелись. Марыльке сделалось гадко.
— Ну, что же ты смотришь на меня? — прикрикнула она на свою покоевку, отворачиваясь в сторону.
— Сейчас, пани, сейчас, дрога, — заторопилась служанка, доставая Марыльке прозрачный шелковый платок.
Через несколько минут госпожа и служанка уже пробирались торопливо через сад, по направлению к лесу. Подгоняемая вспыхнувшими снова оскорблениями и злобой, Марылька шла так быстро, что Зося едва поспевала за нею. Они минули сад, просеку, прошли лес и остановились наконец на берегу озера.